Мои друзья скандинавы

Впрочем, и до сих пор есть люди, которые, может быть, потому так высоко ценят кисть Шерфига, что им и в голову не приходит, что ее держит та же рука, которая водит и пером Шерфига. К примеру, когда строилось в Копенгагене новое здание посольства Соединенных Штатов, Шерфиг получил письмо от американского посла. При здании проектировалась церковь, и посол, сообщая, что высоко ценит дарование живописца, просил его сделать плакат, призывающий прихожан жертвовать на построение храма.

— Я незамедлительно ответил, — рассказывает Шерфиг, — что благодарю его за высокую оценку моих скромных способностей, что очень люблю американцев и мне особенно приятно вспоминать о своем пребывании в США, потому что именно там я стал коммунистом. Но, к сожалению, я должен отказаться от высокой чести писать плакат, призывающий жертвовать на храм божий, потому что не верю в существование бога…

Белочка, весело перепрыгивавшая с одной ветки на другую, замерла без движения, прислушиваясь к нашему смеху. А Шерфиг как ни в чем не бывало продолжал рассказывать. Сейчас он пишет большой роман, действие которого происходит в Дании в годы немецкой оккупации, и надеется, что на этот раз рукопись не придется пересылать в Швецию.

…Роман, о котором тогда шла речь, теперь был уже написан. Издан. Имел громадный успех. Переведен на много языков…

Я же теперь ехал к Хансу с вестью о том, что после успеха первого издания на русском языке «Замок Фрюденхольм» выходит у нас в «Роман-газете».

Машина сбежала с широкого прямого шоссе Копенгаген — Хельсинборг на узкий проселок, ведущий к «владениям» Шерфига. Вот уже и пруд, ставший знаменитым, после того как Шерфиг — ведь он не только писатель и художник, но и энтомолог — описал его. «Пруд» — так и называется эта книга — исследование флоры и фауны этого маленького водоема.

После приветствий, восклицаний, первого знакомства с новым членом шерфиговского семейства, двухлетней внучкой, Ханс с лукавой улыбкой протягивает мне книжку «Ханс Шерфиг у киргизов».

На сероватой обложке его рисунок. Киргиз в остроконечной шапке, верхом на лошади. В руках у него домбра. Позади всадника — зубчатые отроги Алатау.

Раскрыв книгу, я понял, почему улыбался Шерфиг. Все страницы этой книги девственно чисты. Типографская краска еще не коснулась их. Это макет книги, который издательство рассылает книжным магазинам, собирая предварительные заказы.

По Советской Киргизии Шерфиг вместе с женой, художницей Элизабет Карлински, путешествовал летом 1964 года.

На них произвели огромное впечатление и красота этого края, и его люди. Просто невероятным казалось, что за одно поколение кочевники не только стали оседлыми, но дали стране видных ученых, инженеров, талантливых писателей. Поразило сочетание высокой культуры с традициями, берущими начало в кочевом быту.

Когда мы впервые познакомились с Хансом, он был уже автором романов «Пропавший чиновник», «Скорпион» и «Загубленная весна», раскрывавших всю мертвечину гимназического образования и воспитания, идеал которого — исполнительный, не думающий чиновник. Однако имя Шерфига тогда было известно лишь в кругах художественной и левой интеллигенции. Необычайность, неожиданные ситуации этих романов только подчеркивали тягостную повседневность мещанского размеренного уклада жизни. Сатира на капитализм сочеталась в его книгах с пародией на детективный роман.

Широкая слава, признание этих саркастических, остросюжетных полемических романов пришли к нему ныне, лет двадцать спустя после опубликования их, когда выросло новое поколение молодежи, все более и более понимающее, что военная победа над фашизмом еще не полная победа, пока есть равнодушие, безразличие к общественной жизни, стремление лишь к одному — благополучному быту.

Эта молодежь пикетирует магазины, торгующие товарами из Южно-Африканской Республики, выходит на улицы Копенгагена, демонстрируя против американского разбоя во Вьетнаме, ложится поперек шоссе, преграждая путь в Данию идущим на маневры НАТО западногерманским танкам. Для этих молодых людей книги Шерфига стали как бы откровением, они сделали их своим знаменем в борьбе за перестройку школы.

В любой витрине книжного магазина в Копенгагене и Орхусе я видел сейчас книги Шерфига «Загубленная весна» и «Пропавший чиновник», «Идеалисты» и «Скорпион» и, конечно, последний роман «Замок Фрюденхольм», изданные редкими для Дании тиражами.

Популярность Шерфига — это тоже один из симптомов полевения в общественной жизни страны. Уже не Шерфиг ищет издателей, а они его.

Владелец крупнейшего в стране издательства «Гюльдендаль», получив рукопись «Замка Фрюденхольм», не читая ее, отправил в типографию.

— Вот что делает бизнес! — смеется Шерфиг. — Теперь он ждет мою новую рукопись о Киргизии к середине сентября. Она должна выйти к рождеству.

— А сколько уже написано?

Вместо ответа Шерфиг показывает на стол, где в старомодной пишущей машинке системы «Омега» заложена одиннадцатая страница.