Мои двадцать пять лет в Провансе

Через полчаса я уже начал с ним соглашаться и почти поверил, что во французском языке и вправду главенствует логика. Но тут я нашел то, что искал, – запрятанное между vagabondage[31] и va-et-vient[32] слово vagine, вагина, отнесенное к мужскому роду, хотя уж это-то, несомненно, женская принадлежность. Словарь же свидетельствовал, что вагина вдруг передумала и стала относиться к мужскому роду. Где же здесь логика? Где гендерная точность, столь важная черта французского языка? Почему тогда пенис не может обрести женский род? Я ждал с нетерпением следующего урока.

Фаригуль нисколько не удивился. С его точки зрения, в выборе мужского рода нет ничего нелогичного. В доказательство он привел детальную аргументацию, включающую как грамматические, так и биологические доводы, что «вагина» неизбежно должна быть именно мужского рода.

На следующей неделе я предъявил ему еще одно открытие. Во Франции постоянно используются сто тысяч слов, а в Великобритании эта цифра составляет 171 476. Не говорит ли это о преимуществах английского языка? Ничего подобного. По мнению месье Фаригуля, французские слова настолько богаче английских по части смысловых нюансов, что все эти лишние слова просто не нужны. Затем, с душой отдаваясь любимому делу, он принялся цитировать примеры из французской литературы. В конце концов мне пришлось прервать его посреди нюансов, сославшись на головную боль.

К счастью, у меня не было недостатка в других учителях, пусть менее ученых и не столь квалифицированных, как Фаригуль, но, несомненно, специалистов в неакадемических областях, а именно в языке жестов. Меня прямо-таки завораживал физический аспект французских разговоров, наблюдаемых мною в кафе, – как люди используют пальцы, руки, брови и отдельные звуки, чтобы подчеркнуть или прояснить сказанное. Это представлялось мне важной областью в изучении языка, и гораздо более занимательной, чем правильное употребление сослагательного наклонения.

Моим первым таким учителем стал ничего не подозревавший Раймонд, postier[33], который каждое утро приносил нам почту и, если работа не слишком обременяла, пил чашечку кофе и болтал. Однажды утром я дал ему письмо для отправки в Лондон и поинтересовался, дойдет ли оно к концу недели. Он кивнул и сказал: «Обычно доходит». Но я заметил, что одна его рука, повернутая ладонью вниз на уровне пояса, энергично вертелась туда-сюда. Я спросил, не значит ли это, что может возникнуть проблема.

– Нет, если все пойдет хорошо, – ответил он и принялся перечислять возможные причины задержки, начиная с непредсказуемых выходок английской почтовой службы. Стало быть, то движение рукой можно было бы перевести как «если повезет» или даже «кто знает?». Такой вот стенографический прием, означающий недостаток уверенности, предупреждение, что сказанное не следует понимать буквально. Позднее я сотни раз наблюдал это молчаливое отрицание – чаще всего при обсуждении сроков.

Во французском языке жестов нос может использоваться по-разному. Когда по нему постукивают со значительным видом указательным пальцем, это может означать, что говорящий знает, что говорит; что сказанное должно приниматься всерьез; что этот разговор происходит строго между нами, и тому подобное. Когда же указательный палец закручивается вокруг кончика носа и движется туда-сюда, речь идет об опьянении (что частенько наблюдается в барах и кафе). Руки вообще редко перестают двигаться – они похлопывают, пожимают, широко разводятся в недоумении или рассекают воздух для большего эффекта – и нередко я почти физически уставал после тихой беседы о регби с моим другом Патрисом.

Существует также очень агрессивный жест, который нельзя использовать в приличном обществе. Он выражает крайнюю степень раздражения и презрения, когда никаких, даже самых ругательных слов недостаточно. Нужно протянуть руку к объекту вашего недовольства, а другой шлепнуть по бицепсу. Этот физический эквивалент английского слова из четырех букв активно применяется в транспортных пробках.

И наконец, есть пожатие плечами. Когда-то этот жест считался типично французским. В те времена при определенных обстоятельствах француз пожимал плечами, англичанин совал руки в карманы, итальянец хлопал себя ладонью по лбу, американец снимал телефонную трубку и звонил своему адвокату, а немец подавал жалобу канцлеру. В наши дни пожимать плечами умеет кто угодно, хотя я все же думаю, что французы делают это лучше всех. При виде хорошего, красноречивого пожимания плечами вы не только понимаете, что за ним стоит, но почти слышите непроизнесенные слова, его сопровождающие.

Глава седьмая Ужин в Елисейском дворце