Мой единственный век…

«Забудь меня, но не суди напрасно…»

Забудь меня, но не суди напрасно.

Я всё равно уйду, чего ж жалеть?
Всё, что хочу я, видно, так прекрасно,
Что даже не положено хотеть.

Мой тайный смысл ни разу здравым не был.

И тем честней и чище был вдвойне.
Но я из тех, что, раз глотнувши неба,
Не могут больше не летать во сне.

Мы не виновны в том, что не простили,

Что и поныне помним всех иуд.
Как страшно то, что подрезают крылья.
Куда страшней, когда их с корнем рвут.

16 декабря 1989

«Молчанье безнадёжно и старо…»

Молчанье безнадёжно и старо.

И тяжело, как золотые слитки,
Для тех, кто не привык бывать в убытке,
Фальшивое надёжней серебро.

Молчанье – гордость, слабость, выход, крах,

Попытка к бегству —
и попытка к чуду.
Последний шанс остановить Иуду,
Последний довод и последний страх.

И первый день, не прожитый тобой

В кругу надёжной спутницы печали.
В конце концов – все ставят на любовь.
Я ставлю на молчанье.

Один мой путь уходит в никуда,

Другой мой путь выходит ниоткуда.
Я что-то обязательно забуду
Или не так запомню – и тогда,

Застигнута молчанием врасплох,

Я больше от себя не убегаю.
Я так живу, как я с собой играю.
И оставляю небу свой залог.

3 мая 1990

«Истина, ложь…»

Истина, ложь —

Беги от бумаги,
К листьям в овраге,
К пьяной отваге,
К зеркалу в саже,
К «бог-с-ним-что-скажут».
Сердце в беде. Маюсь.

* * *

Слово и ноты —
Вперёд, как придётся,
Завтра прочтётся или споётся,
Злобно порвётся,
Тушью зальётся,
Безоговорочно перечеркнётся…

* * *

Нам восходить – падать,
Трогать рукой небо,
Нам хохотать – плакать
Или просить хлеба,
Или мешать с тушью кровь…
Ступни в воде. Каюсь…

* * *

Больно…
Что-то сказать пытаюсь,
Но не скажу больше,
Тоньше, лезвие, тоньше…
Падая, загораюсь —
Тренье о небо сильнее
Силы удара о землю…

* * *

Нехитрое дело – пепел,
Немного сложнее – пламя.
Играем двумя руками,
Передвигаем пешки.
Вечер – и смысла нет.
Завтра вставать чуть свет
И убирать головешки…

* * *

Белое-белое небо нотной бумаги.
Белые призраки стен и обрыв потолка.
Я закрываю глаза и набираюсь отваги,
И утверждаю теперь уже наверняка:
Этот рассудок мой не затуманить болью,
Пеплом пустых страниц не обесцветить мир,
Не ограничить сон утилитарной ролью,
Небо не заключить в тесные рамы квартир.
Где-нибудь есть зенит и на хрустальном своде,
И на церковной стене – солнцем нагретый край.
Мечущиеся в ночи – в краткий момент свободы
Не обретают покой, но познают рай!

9 марта 1990