Мои эстрадости

Маркиза-соблазнителя играл Эдик Беленький, застенчивый, неуверенный в себе воробышек, который панически боялся девушек и покрывался стыдливым румянцем при слове «ножка», даже если речь шла о ножке стула. Он был некрасив, неуклюж, не сценичен. Как он попал на актёрский факультет, как прошёл сквозь три тура жестокого конкурса, знал только его дед, который был запечатлён во всех театральных энциклопедиях и мечтал о продолжении династии.

– Ты ослеплён страстью, – втолковывал ему Рубен, – ты потерял и стыд и совесть, забыл о мужской дружбе… Бросайся на неё, бросайся!..

Эдик подскочил к Маше, покраснел и покрылся потом. Затем протянул дрожащие руки, но до Маши не достал: абажур-кринолин не давал ему подступиться.

– Хватай её! Обнимай! – командовал Рубен.

Маркиз забегал вокруг абажура, пытаясь дотянуться до любимой графини, но она была недосягаема в своей клетке.

– Граф, твоя реплика! – напомнил Рубен лежащему Гоше.

– Негодяй!.. Я ещё жив!.. – простонал Гоша, потом вскочил и попросил у негодяя. – Дай свою мобилу: у меня батарейка села.

Счастливый, что получил передышку, Эдик отдал ему свой мобильный телефон.

– Ты не мог бы позвонить после своей смерти? – с досадой спросил Рубен.

– Я волнуюсь: Лера говорит, что он отказывается брать у неё грудь.

– Думаешь, он возьмёт у тебя? По телефону?..

Не отвечая, Гоша выскочил в коридор. Вместо него снова остался умирать его пиджак.

– Маркиз, – обратился режиссёр к Эдику, – то, что ты собираешься сотворить с графиней, нельзя делать на расстоянии… Ты можешь её, наконец, обнять?!

– Не могу, – промямлил Эдик, – абажур мешает.

– Маша, сними абажур, ты – графиня, а не настольная лампа!

– Я должна к нему привыкнуть.

– Ты должна привыкнуть не к нему, а к партнёру. Маркиз, стащи с неё каркас – это входит в твою сверхзадачу… Да не пальчиком, а руками, двумя!.. Сейчас помогу. – Общими усилиями они вытряхнули Машу из абажура. – А теперь бросайся на неё и целуй… Страстно! Запойно! По-звериному!

Науськанный им Эдик, изображая запойную страсть, щёлкнул зубами и укусил Машу за ухо. Она вскрикнула от боли.

– Хорошо! – обрадовался Рубен – Верю! А теперь толкай её на траву. Ну?.. Хватай! Бросай! Вали!..

Перепуганный Эдик страстно замычал, замахал в воздухе руками, но притронуться к Маше не посмел.

– Маркиз прекрати мычать, ты соблазняешь женщину, а не корову. Графиня, помоги ему!

С криком «йёо-о» Маша сделала выпад и дала насильнику подножку. Чтобы удержаться, он ухватился за неё, и они оба повалились на пол.

– Молодцы! Очень натурально! – радовался Рубен. – Где этот кормящий граф? Его реплика.

– Негодяй!.. – завыл Гоша из коридора, вбежал, рухнул на пол и доголосил. – Я отомщу тебе на том свете!.. – Потом взволнованно сообщил. – А теперь он икает, беспрерывно. Я должен что-то предпринять.

– Ты должен умереть, – сурово напомнил Рубен, и Гоша, натянув пиджак, распластался на полу.

– Прости меня, мой любимый, прости!.. – запричитала над ним Маша.

– Не верю! – остановил её режиссёр. – Неискренне!.. Да это и не мудрено при таком насильнике! – он бросил уничтожающий взгляд на Эдика.

– У меня не получается, – промямлил тот и снова залился краской.

– Эх, вы!.. Всё надо показывать самому!.. Смотри!

Он подскочил к Маше и, как в танце, перегнув её через колено, элегантно уложил на пол.

– А мне как себя вести? – спросила Маша.

– Вот так!

Рубен лёг с ней рядом и стал яростно дрыгать руками и ногами, пронзительно при этом визжа с французским акцентом:

– Не смей!.. Никогда!.. Не подходи! – Вскочил, подбежал к умирающему пиджаку (кормящего Гоши уже снова не было) и замахал над ним руками. – Прости меня, шер а ми!.. Прости!.. – Потом плюхнулся на пол и простонал умирающим голосом. – Уйди неверная… Проклинаю… – Два раза дернулся и затих.

Это было так проникновенно и искренне, что пиджак закрылся рукавами и зарыдал.

Отрывок явно получался.

Их праздник

Концерт шёл бойко, в хорошем темпе. Две машинистки и уборщица лихо отплясывали «цыганочку». В зале были только мужчины. Часть женщин выступала, остальные готовили праздничный стол.

Он вспомнил, как две последние недели участницы самодеятельности каждый вечер оставались после работы и репетировали. Вспомнил, зааплодировал и закричал: «Мо-лод-цы!». Благодарные женщины станцевали на бис.

За столом было шумно и весело. Усталые сотрудницы, разомлевшие от первых же рюмок, произносили тосты за здоровье мужчин, которые украсили их праздник.

По дороге домой он зашёл в супермаркет. У прилавков толпились только женщины, поэтому его пропустили без очереди. Он взял в подарок жене бутылку «Столичной».

Пока жена и мама хлопотали на кухне, готовили праздничный ужин, он лежал на тахте в гостиной и слушал радиопередачу «Для вас, подруги». Исполнялись песни по заявкам женщин. Звучали счастливые голоса:

– Спойте любимую песню моего мужа!

– Этот романс я посвящаю своему жениху!

– Моему брату!

– Моему сыну!

По заявке жены исполнили и его любимую песню «Как прекрасен этот мир».