Мой гарем

Нет, это был не маскарад и не простая мальчишеская шутка. В вагоне вместе с Неждановым ехало много красивых, молодых, изящно одетых женщин того раздражающего петербургского типа, среди которого сам Нежданов все эти дни искал знакомств и приключений. И вот теперь все эти женщины не только были лишены для него соблазна, но в обществе их он сразу почувствовал ту несколько враждебную отчужденность, которая в них самих ему всегда бросалась в глаза. Как и на улице, он бегло окинул взором их прически и туалеты и после этого почти инстинктивно подтянулся, поправил платье и слегка изменил позу. Среди шести или семи человек, сидевших с ним по соседству, были два офицера и двое шикарно одетых молодых людей, а против Нежданова уселся вошедший с ним вместе брюнет в белой шляпе. И все они, нисколько не прячась, смотрели на него, не сводя глаз, и мало-помалу он догадался, что интереснее и соблазнительнее его нет ни одной женщины в вагоне и, быть может, целом поезде. И забавнее всего было то, что и для самого Нежданова не было женщины более интересной, чем он сам. И минутами ему казалось, что сам себя он охраняет от окружающего и от этих циничных, ищущих взоров еще более ревниво, чем ревнивый муж собственную жену.

И если это маскарад, то какой веселый, сладостный маскарад! В открытые окна вагона льется теплый, дышащий утомлением и тайным зноем, насыщенный любовью воздух, с мягким певучим постукиваньем скользит, покачиваясь, вагон и новый, двойственный, взволнованный, непонятный самому себе Нежданов, влюбленный в невидимую женщину — в себя самого, чувствующий под тонкими одеждами свое нежное — и что бы там ни было — женское тело, мчится не в Павловск, а в какую-то другую, неведомую страну. Доверчиво подчинившись себе, он весь отдался фантастической смене ощущений и снова казался себе то чьей-то покинутой женой, то возлюбленной, едущей на свиданье, то невинной девушкой, похоронившей и еще не оплакавшей жениха. И от этого его глаза горели сменяющимся загадочным огнем и странно горели губы. И в то же время прежним уголком сознания он был влюблен поочередно во всех этих заключенных в нем женщин и ревновал их ко всем устремленным на себя взорам. А взоры эти впивались, искали и обнажали и, сплетаясь между собою, уже начинали казаться чьим-то одним сосредоточенным, гипнотизирующим оком. Было и весело и жутко, трудно было поднять глаза, и, только когда поезд на минутку остановился в Царском, Нежданов слегка пришел в себя и решился взглянуть на своего визави. Симпатичный брюнет одобряюще улыбался, смотрел своими пристальными, умными и простодушными глазами и по-прежнему точно говорил: «Ну, вот и великолепно, что ты перестала думать, ну, улыбнись же, ведь все на свете ужасно просто… Да, ну же, а то я вот возьму сейчас и заговорю».

Стали выходить в Павловске. Брюнет пропустил Нежданова вперед и пошел позади него близко-близко и, наклоняясь над ним, заглядывая в лицо, все время издавал какие-то добродушно-нетерпеливые, покашливающие и чуть-чуть стонущие звуки. И по платформе он шел с Неждановым почти рядом, и все покашливал, и все что-то говорил глазами и губами, и, сняв одну красную перчатку, весело пощелкивал на ходу пальцами. «Как он забавно преследует женщин, — подумалось Нежданову на секунду, — и как жаль, что нельзя подружиться с ним и позабавиться вместе». Потом вновь охватила жуткая, сладостная, щекочущая волна. Скорее, скорее к зеркалу, вместе с этой шелестящей, бурно стремящейся вереницей. Он переступил порог дамской уборной естественно, просто, без нечистого любопытства и ни на мгновенье не был мужчиной среди множества оправляющихся, пудрящихся и причесывающихся женщин. Стоя против большого трюмо и видя в нем себя с горящими глазами и губами, он снова любовался незнакомой, необыкновенной, непонятно соблазнительной женщиной — собою, ни о чем не мог думать и только слышал хлопанье двери и врывающуюся, вдохновенную музыку оркестра. И, спеша уйти из уборной, он совсем как женщина бесстыдно и машинально нагнулся, высоко поднял платье и быстро подтянул немного ослабевшие чулки.

Белая фетровая шляпа сразу бросилась ему в глаза, и высокий брюнет, стоящий снаружи в двух шагах от дверей, тотчас же двинулся за ним.

— Наконец-то, — услышал Нежданов над самым ухом радостный голос, — а я начал бояться, не прозевал ли я вас.

Узким проходом между рядами скамеек, стесненные движущейся толпой, оглушенные ликующим гулом вагнеровской увертюры, пошли по концертному залу двое мужчин: один — смущенный, весело взволнованный, в вуали и большой черной шляпке с белыми цветами, другой — спокойно улыбающийся, помахивающий одной рукой и пощелкивающий пальцами.

Наклоняясь, ища глазами глаз, высокий брюнет говорил: