Мой гарем

— Ах, какая волшебная, какая невероятная красота. Да, ей-богу! Нечто подобное увидишь разве только на старинных портретах. Умоляю вас, не делайте мне скандала сразу, а лучше немного погодя, ну, так, минут через пять. Если не хотите, не отвечайте мне ни слова. Хотя мне было бы бесконечно приятно услышать еще раз ваш голос. Я уже слышал его, когда вы брали в Петербурге билет. Тоже волшебный, неповторяемый голос. Право, не нужно сердиться и делать историй. В том, что я разговариваю и иду рядом с вами, как хороший знакомый, для вас не может быть ничего оскорбительного. Не правда ли? Ведь не всякий разговор мужчины с незнакомой женщиной представляет из себя уличное нахальство? Вот, я вижу, что вы чуть-чуть улыбаетесь. Значит, мои слова не шокируют вас?..

Нежданову в образе женщины, помнившему целый ряд своих удачных и неудачных уличных знакомств, не могли казаться ни оскорбительными, ни даже просто неудобными все эти расспросы, клонившиеся к одной понятной и совершенно определенной цели, и в голосе незнакомца он усмотрел, что это — подобный ему самому, скучающий, ищущий не банальных приключений интеллигент. Внешний же образ женщины, подчеркнутые париком и пудрой, и гримом, и черной мушкой женственные черты, воздушно сидящее платье, мелко семенящие туфельки, сумочка и зонтик в руках, все это слегка волновалось и протестовало инстинктивно, помимо его воли. И губы улыбались почти незаметно и выражали собой и подобие протеста, и осторожное невольное любопытство, и некоторую досаду на себя.

— Улыбка тоже волшебная, неповторяемая, как на тех же старинных портретах, — продолжал брюнет. — Боже мой!.. Но удивительнее всего глаза, полные скрытого внутреннего света. Нет, нет, вы разрешите говорить с собой. Вы не позовете кондуктора или жандарма. Это было бы так скучно…

«Конечно, скучно, — думал Нежданов, улыбаясь своим мыслям, — конечно, я не позову жандарма, но какая я, должно быть, обыкновенная женщина, если я не могу победить сразу предрассудка и мне приходится столько времени объяснять то, что я знаю сам. Сама, — мысленно поправился он, — как смешно».

Играл уже другой, военный оркестр на площадке перед вокзалом, и шли они уже среди сплошной громадной толпы по хрустящему морскому песку. Где-то далеко за чернеющим бордюром сосен медленно угасал закат, а совсем близко пыхтел паровоз и, дико врываясь в мелодию вальса, звучал рожок стрелочника или монотонно звонил звонок. Толкаясь, спешили куда-то в кургузых кителях и с хлыстиками гимназисты и правоведы и, никуда не спеша, а развалившись на скамейках, с небрежно перекинутой через спинку рукой, сидели дачные чайльд-гарольды в белых распахнутых пиджаках и таких же белых, подвернутых снизу брюках.

Высокий господин шел уже рядом с Неждановым близко-близко и говорил совершенно спокойно, чуть-чуть сердясь:

— Допустим, что я так глуп и неинтересен, что не стоит даже отвечать на мои вопросы, но тогда скажите, по крайней мере, чтобы я убирался к черту, если я не могу оставить вас в покое.

— Ну хорошо, — неожиданно для самого себя, отчетливо и немного протяжно сказал Нежданов, поднимая на него глаза и смеясь, — убирайтесь к черту, если вы не можете оставить меня в покое.

— Браво, браво, браво! — воскликнул высокий господин. — Вот это я понимаю! Великолепно!

— Ну, и что же дальше? — спрашивал Нежданов.

— Ну, конечно, теперь-то уж я ни за что от вас не уйду. Теперь-то я уж вижу, что вы милая, хорошая, что вы прямо прелесть.

— Вот это логика! — сказал Нежданов. — Это уже мне начинает нравиться… как женщине, — весело докончил он.

IV

Первые полчаса знакомства протекли в непринужденной болтовне. То по-актерски увлекаясь ролью красивой женщины, за которой ухаживает красивый мужчина, то попросту дурачась и проделывая шуточный эксперимент, Нежданов незаметно обнаружил свою образованность и весь свой литературный багаж и, посматривая искоса на своего собеседника — присяжного поверенного Осташкевича, видел, что тот, хотя и обманут в своих прямых, определенных надеждах, но в то же время приятно заинтригован. Потом ужинали на открытой веранде и пили вино.

Молодой адвокат все с прежним выражением смотрел на Нежданова простодушно прямо в зрачки, чокался с ним и говорил:

— Вот не ожидал, что вы такая начитанная, передовая. Но давайте рассуждать не о высоких материях, а о вас. Кто вы, что вы, как вы живете? Вероятно, вы замужем? Чем занимается ваш муж?

— Не будем говорить об этом, — говорил Нежданов томно, — я уже давно не живу с мужем.

И тут же он вспомнил о том, как сначала на извозчике, а потом в вагоне он воображал себя чьей-то покинутой женой, и ему снова по-настоящему сделалось грустно.

— Почему же? — участливо расспрашивал адвокат. — Надеюсь, вы можете рассказать в общих чертах.

— Нет, нет, — настаивала женщина устами Нежданова, — мне будет очень тяжело. Лучше будем болтать о чем-нибудь веселом и слушать музыку.

— А вы играете сами на чем-нибудь? — спросил адвокат.

— Играю немного на рояле.