Мой гарем

— Ох, уж этот мне мистер Вильям! — озабоченно говорил Кандауров, глядя на обезьяну, семенящую ножками, кланяющуюся и галантно скалящую зубы перед Калерией. — Вся надежда подпоить его хорошенько. Ну что, как наш генерал?

— Совсем помешался на мистере Вильяме, — отвечала Калерия. — Хочет устроить на будущей неделе званый обед, чтобы показать твоего секретаря своим важным сослуживцам. Расскажи же мне, что ты делал в Америке и почему не писал мне целых полгода?

Сели на диван: Калерия посредине, Кандауров и мистер Вильям по бокам. Кандауров начал рассказывать о своем путешествии по Европе, о первых бедствиях в Америке, о случайном выигрыше в карты, о встрече с мистером Вильямом на океанском пароходе.

— В переездах с места на место всегда подвергаешься риску, и я приобрел себе моего милого Вильяма прежде всего в качестве телохранителя. Он великолепно владеет стилетом и прекрасно сторожит сон. Если бы не эти таланты, он был бы только обременителен. Когда мы с тобою будем окончательно вместе, я его продам или подарю кому-нибудь.

— Ах, не надо этого делать, — сказала Калерия, — такая славная, добрая обезьянка.

— О, yes! — отвечал мистер Вильям, скаля зубы и приникая к щечке Калерии своей подстриженной бородой.

Кандауров продолжал рассказ, приковавшись взором к синим атласным туфелькам и прозрачным чулочкам Калерии. Были странные пропуски, странные недомолвки в этом рассказе, чему причиною могли быть те же атласные туфельки и чулочки.

— Подожди, подожди, — говорила молодая женщина, — ты сразу перескочил с Чикаго на Монте-Карло. После Чикаго ты провел два месяца в Париже. Что ты там делал?

— Ах, какая тощища! — протянул Кандауров. — Я восполню пропущенное потом. Мы так давно не видались. Знаешь, твои ножки как будто пополнели, и плечики... Ну, давай выпьем шампанского. Может быть, скушаешь что-нибудь?

— Нет, — сказала она, вставая, — покажи мне хорошенько твой номер. Знаешь, ведь очень недурно... А это спальня? Почему здесь одна кровать? Разве мистер Вильям спит не на кровати? Неужели он так-таки раздевается, снимает белье?.. Нет, это ужасно комично... А тут ванна? Воображаю мистера Вильяма в ванне. Голубчик, доставь мне удовольствие, покажи мистера Вильяма в ванне.

— Какие глупости, — строго произнес Кандауров, — ну, давайте шампанское пить.

— Ах, нет, потом, поцелуй меня сначала.

И она с театральной беспомощностью упала навзничь на подставленные Кандауровым руки и, откинув голову, заставила его ловить губами свои красные извивающиеся губы. Мистер Вильям с беспокойством и легким завистливым рычанием похаживал и постукивал каблуками около них.

VIII

В субботу на масляной неделе, после ежедневных упражнений с мистером Вильямом, Кандауров вытащил из чемодана генеральскую тужурку, подушку с тесемочками и деревянный футляр. Оставив один новенький длинный стилет, он туго запаковал все остальное в газетную бумагу, вложил в ручной саквояж, запер мистера Вильяма в номере и уехал на далекую станцию Финляндской железной дороги. Там он забрался поглубже в лес, насовал в свободные промежутки саквояжа, сколько поместилось, круглых морских камней, потом размахнулся изо всех сил и забросил саквояж в подтаявшее болото.

Когда он вернулся в Петербург, было уже два часа. Обезьяна проголодалась, и Кандауров стал торопиться с нею к дядюшке на блины.

— Наконец-то! — радостно встретил их старый Кандауров. — Заморили нас с Калерией голодом совсем. Ну, протобестия, здравствуй, здравствуй. Покажу тебя завтра своим генералам. Увидишь шимпанзе и орангутангов почище себя.

Старик взял под руку мистера Вильяма, обнюхивавшего его тужурку, от которой пахло духами «Violette de Раппе», и повел через все комнаты в столовую. Там уже курился легкий блинный дурман, и Калерия в розовом капоте с коротенькими рукавами сидела за столом на месте хозяйки и, улыбаясь, поджидала Кандаурова и его секретаря. Кандауров пристроился к ней поближе, чтобы удобнее было перешептываться и пожимать ножку, а мистером Вильямом окончательно завладел генерал. Подали первую горку блинов, потом вторую. Старик Кандауров не столько ел сам, сколько наслаждался истребительным аппетитом обезьяны, поглощавшей блины и с икрой, и с семгой, и с копчушками, и со снетками и пившей мадеру, как квас. И он уже совсем не ревновал Калерию к племяннику, который наливал себе одно шампанское, звонко чокался с молодой женщиной и выразительно смотрел ей в глаза. Лицо Кандаурова казалось Калерии каким-то странным- мрачная, сосредоточенная тень лежала на нем, тень предчувствия, тревоги, которую он, вдруг задумываясь, даже и не пытался скрывать.

— Что с тобой? — шептала она ему на ушко.

— Не понимаю, — отвечал он. — Что-то нехорошее должно случиться сегодня. Дядюшка, вы мне совсем споите мистера Вильяма.

— Черта с два, эдакого пьяницу споишь! Попробуй потягайся с ним.

Перешли в гостиную. Генерал был в окончательном восторге при виде мистера Вильяма, стоявшего против Калерии с чашкой кофе в руках. Кандауров посмотрел на часы и сказал: