Мой генерал Торрихос

Для личности и менталитета генерала Торрихоса военная составляющая занимала важное место. Он был генералом в полном смысле этого слова. В Латинской Америке, чтобы избежать обидных определений, надо быть довольно точным в выражениях. Генерал часто напевал, например, так: «Жил-был у нас однажды один болван военный… ой, простите такое моё преувеличение». В его устах такая шутка должна вызывать образы противоположных таким болванам людей, таких как Симон Боливар, Сан Мартин, Кааманьо, которые, будучи карьерными военными, были патриотами.

В противоположность расхожему выражению «ряса ещё не делает вас священником», или «монашеское одеяние ещё не делает вас монахом», в нашем понимании эти два элемента — одежда и образ жизни — сближаются. Неслучайно «одежда» и «привычка или обычай» в испанском обозначаются одним словом «habito». Эти два понятия для нас близки, как родственники. Наша одежда — это не просто то, что мы просто надеваем и снимаем, это ещё и то, что проникло в нас, это то, что нас обязывает, это наша привычка быть, существовать. А привычка быть, как сказал один психолог, это уже не просто наше естество — это наше естество, умноженное в десятки раз!

Каждый, кто пытался, например, избавиться от привычки курения или другой привычки, знает это по собственному опыту. Так и наша одежда, и особенно специальные её формы, такие как монашеская, костюм тореро или военный мундир, проникает в суть использующей её личности. Наша одежда — это и есть наша суть.

По мере того как я знакомился с генералом, я хронологически и тематически познавал его военный тип мышления.

Я познакомился с ним на главной площади — Пласа де Армас — бывшей американской, а ныне панамской военной базы Рио Ато, в которой тогда ещё сохранялась фантазма американского присутствия.

Освобождение от американцев этой базы, которая теперь, естественно, носит имя «Омар Торрихос», было первой конфронтацией генерала с империализмом. Тогда, вопреки желаниям олигархии, он отказался от продления срока действия панамо-американского соглашения о её использовании и таким образом вернул Рио Ато стране.

В близлежащем посёлке, который тоже называется Рио Ато, после ухода американцев закрылось много пивнушек. По панамериканскому шоссе, надвое разделяющему посёлок, автомобили несутся теперь мимо десятков безработных, которым раньше легко и по «космическим» ценам удавалось продавать американским солдатам прохладную «пипу» — охлаждённый кокосовый сок. Теперь они потеряли свою «работу» и только провожают глазами пролетающую мимо них жизнь. Ещё одно наследие американцев в Рио Ато — это бегающие по улицам посёлка светловолосые дети.

Здесь, в Рио Ато, решил поселиться и жить Генерал Торрихос, на узкой полоске пляжа, на земле, с которой он начал завоёвывать нашу независимость. И чтобы этот его плацдарм независимости постоянно был с ним. И там же, на землях, которые американцы использовали для стрельбищ и танковых манёвров, генерал начал создавать крестьянские поселения.

Из-за того, что местные крестьяне, попавшие в услужение янки, разучились работать на земле, он привлёк к крестьянскому труду армию. Это был своеобразный двойной урок для неё: он показывал солдатам, что крестьянская жизнь трудна и что этот труд надо уважать и защищать его. А ещё и то, что армия может быть производительной силой и должна уметь содержать саму себя.

Помню атмосферу праздника, царившую во всех уголках и улицах Рио Ато в день, когда по улицам прошли грузовики с первым выращенным здесь экспортным грузом ньяху. В Панаме никто не ест этот продукт, но он хорошо продаётся на внешних рынках. Это тоже было уроком для крестьян, на этот раз о пользе правильного планирования производства.

В день моего знакомства с генералом он выступал, одетый в форму, перед тысячей новобранцев для батальона, который позднее получит имя «Батальон Освобождения». Я приехал за несколько часов до этого, чтобы меня тоже приняли в этот батальон. Меня постригли. Свою бороду я сбрил сам, не доставив им этого удовольствия. Меня одели в майку грязно-оливкового цвета, голубые джинсы, огромные боты, оказавшиеся мне велики, и довольно смешную кепку. Меня спросили, завтракал ли я. Я сказал «нет», и меня направили в столовую. Я был там, когда появился сержант и сказал, что меня приглашает генерал.

Со своей гражданской одеждой под мышкой я зашагал вслед за сержантом к площади, где выступал генерал. Сержанту же это показалось медленным, и он без лишних церемоний ударил меня по почкам и добавил, что на вызов к генералу надо следовать бегом. Я проходил военную подготовку в США в одном из полувоенных колледжей, где более-менее усвоил правила игры в армии, и побежал. Прибежал я на площадь изрядно измотанным.

Все мои тогдашние впечатления от этого — это маленькая трибуна рядом с флагштоком, рядом с которым он и стоял на трибуне, и огромное пространство, заполненное стоящими в молчании новобранцами. Впечатлений собственно о нём у меня не было.