Мой генерал

— Правда! Есть царапина! Мальчик, милый, хороший! Да я и не видала, я только пришла его чистить! А вы? — Ее сияющая физиономия возникла над загородкой. В полумраке сверкали белые зубы на сильно загорелом и не очень чистом лице. — Как вы узнали?

— Догадался.

Он достал из заднего кармана длинную железку, похожую на спицу:

— Кто-то сидел в кустах и этой штукой запустил в лошадь. Видишь, острая какая? Конечно, лошадь от боли взвилась и сбросила Вадима.

— Вот гад, а? — высказалась девчонка энергично. — Надо быть таким гадом, а? Лошадь ни с того ни с сего пугать! Хорошо, что один свалился, а не все сразу! А как вы узнали-то? Побегу Петру Захарычу скажу, если только он не совсем пьяный. Он из-за Мальчика переживает и водку пьет, а так, обычно, он ничего, непьющий. Побегу я.

— Подожди, — попросил Федор Тучков. — Ты успеешь. Мне поговорить с тобой надо.

— Да, успею! Как же! Полдня на Мальчика валили, что он виноват! А эту дадите, железку-то? Какому гаду это в голову вступило — коня пугать! Конь — это ведь не хорек, с ним осторожней надо, особенно когда человек на нем неопытный! Рану надо обработать, если Петр Захарыч не в себе, я тогда сама. Или за мамкой съезжу.

— Зоя, — перебила Марина, — это правда очень важно. Человек же погиб. Помоги нам. То есть Федору Федоровичу.

— Да Мальчик, может, в сто раз лучше, чем этот ваш человек! — крикнула девчонка вполголоса. Она вообще все время возмущалась и кричала вполголоса, наверное, чтобы не нервировать лошадей. — Ну ладно, пошли. Мальчик, я щас. Я скоро. Ты… не переживай.

— Он уже не переживает, — сказал Федор Тучков.

— Откуда вы знаете?! Тоже, знаток лошадей! Он у нас такой чувствительный, не то, что…

— Зоя, — перебил ее Федор как-то так, что девчонка моментально заткнулась и пошла по проходу к распахнутым воротцам. По дороге сорвала с лопаты свою кепку и независимо нацепила — козырьком назад, разумеется.

— Вон направо лавка. Садитесь. Только чего нам с вами говорить, я не знаю. И железяку вы мне отдайте, а то как я скажу про Мальчика-то?

— Железяку не отдам пока, — твердо сказал Федор.

Лавочка была мокрой, и он долго и смешно выбирал место посуше, куда бы усесться своими пестроцветными штанами. Все места были одинаково мокрыми.

Марина предусмотрительно осталась стоять, пожалев почти новые черные джинсы.

— Ну чего? Только спрашивайте быстрее!

И Зоя оглянулась на конюшню, куда ей до смерти хотелось помчаться, чтобы лечить и жалеть свою лошадь, несправедливо обвиненную в убийстве.

— Сколько лошадей обычно катает отдыхающих?

— Сколько есть, все и катают! По очереди. — Она взглянула на Федора, потупилась, как перед завучем, и буркнула:

— Пять. Иногда четыре. Сейчас народу много, все лошади работают.

— Для того чтобы прокатиться, надо заранее записываться?

— Ну ясное дело! Теперь все любят на лошадях кататься. Это модно теперь.

— Кто записывался на сегодняшнее утро?

Девчонка вздохнула и потерла ладошками колени.

— Погляжу щас. Так не помню.

Ветер прошелестел в деревьях, осыпал капли. Марина поежилась. Лес стоял совсем рядом, как будто наблюдал, насторожившись.

— Замерзла? — заботливо спросил генерал Тучков, — сейчас пойдем домой. Нога болит?

— Да так.

— Ты бы села.

— Мокрое все.

— Садись ко мне на колени, — предложил он невозмутимо. — С этой стороны пока сухо. С обратной уже мокро.

В сумерках вспыхнул и заболтался какой-то непонятный оранжевый огонь. Марина схватила Тучкова за руку и сжала — со страху.

Огонь оказался керосиновой лампой, которую Зоя несла в левой руке, далеко выставив перед собой. В правой у нее был какой-то растрепанный сверток.

— Это книга, — издалека начала она и потрясла свертком, — тут все записано. Кто катался, когда катался. Щас посмотрим.

Она добежала до лавки, приткнула свою лампу, распахнула «книгу» и стала водить замурзанным пальцем.

— Так, сегодня какое у нас? Восемнадцатое?

— Семнадцатое.

— Семнадцатое. Вот. Утро. Все тут. Читайте.

Сталкиваясь головами, Федор Тучков и Марина нависли над открытой страницей. Почерк был скверный — как будто писал не человек, а как раз лошадь, — страницы захватанные, керосиновый огонь плескался за закопченным стеклом. Разобрали они не скоро.

Разобрав, посмотрели друг на друга.

Девчонка рядом зевнула почти беззвучно.

— Выходит, от катания отказались Галя, Вероникин дед и Валентина.

— Да, — встрепенулась девчонка, — в этот раз чего-то никто не поехал! У нас так редко бывает. Почти все едут, а тут вдруг — бац — и не пришел никто! Ну, тот мужик с ребенком прибежал, я их посадила. Прямо перед тем, как отправиться. И еще какие-то муж с женой. Они на стоянку ходили, он увидал и говорит — давай хоть раз в жизни прокатимся. Она говорит — всегда тебя несет незнамо куда, пива насосешься, тянет тебя геройствовать, и все такое, но потом поехали. Уговорил он ее.

У Федора Тучкова было задумчивое лицо, по которому ползали тени, и казалось, что он все время корчится.

— А ничего такого не заметили? Необычного?