Мой генерал

— И я не знаю, — задумчиво проговорил Федор. — Генрих Янович собирался кататься на лошадях, хотя за завтраком не сказал ни слова, когда Галка ныла, что хочет «на лошадок». Почему он не стал кататься? Или это совпадение? Или нет?

— Скорее всего совпадение.

— Из чего это следует?

Марина подумала немного. Лес все сгущался, а до корпуса было далеко.

— Из того, что Генриху Яновичу тоже нет никакого резона убивать Вадима.

— Если мы не знаем таких резонов, это еще не значит, что их нет, — объявил генерал, — однажды некая профессорша открыла мне эту бессмертную истину. Ну как? Мы их не знаем или их нет?

Марина смутилась, и он это понял, потому остановился, притянул ее к себе и неожиданно и вкусно поцеловал в губы.

Дышать стало трудно. Кожа на спине покрылась мурашками. Кажется, даже уши втопорщились, как у кошки.

У той самой, которую он гладил по пыльной лобастой башке большой загорелой рукой.

Мужчина, у которого такие руки, не может быть кретином. Почему она сразу этого не поняла?

Он отпустил ее так же неожиданно, как притянул, даже вроде оттолкнул немного, взял за руку и повел за собой.

Он все время будто забывал, что в этой игре две команды, а не одна, его собственная. Он играл по привычке, уверенный, что играет один, а потом вступала она — со всей своей неожиданной пылкостью, дивной кожей, медными волосами, повернутыми концами внутрь, крепкой маленькой грудью, которую он уже трогал и видел, и это было еще хуже, лучше бы не знать! — и игра перестала быть игрой.

«Сурьез» начинался, как любил говорить дед, генерал Тучков Второй, дошедший до Кенигсберга.

— Валентина Васильна тоже не пошла кататься, — сказал он через некоторое время. — Между прочим, именно эти двое, Валентина и Вероникин дед, во всеуслышание объявили, что любят лошадей. Помнишь?

— Помню, — с запинкой согласилась Марина. Встопорщенные уши горели. — Генрих Янович что-то говорил про Кубань и про то, что цыгане лучше всех обращаются с лошадьми. А Валентина рассказывала, что она в молодости… носилась.

— Да. Что-то в этом роде. И ни один, ни вторая кататься не пошли. А, черт побери.

Марина сбоку на него посмотрела.

— И способ убийства! — с досадой сказал он. — Неужели я так ничего и не пойму в этом деле?! Почему его убили так… странно?!

— Того, первого, тоже убили странно, — напомнила Марина.

— Совершенно верно, — согласился он любезно, — я ни черта не могу понять, зачем так много сложностей, странностей!

— Дунуть в трубку, чтобы попасть в лошадь металлическим прутиком, по-моему, очень просто.

— Да! — почти крикнул он. — Просто! Но нет никакой гарантии, что человек не то что умрет, но даже просто упадет! Это… бессмыслица какая-то!

Впереди замаячили желтые огни корпуса «люкс», как будто задрожали сквозь ветки, и Марине вдруг захотелось, чтобы он немедленно перестал думать обо всех этих «жутких историях» и сделал что-нибудь в духе кавалера из эстрадной миниатюры «из жизни отдыхающих». Пригласил ее «прогуляться на Волгу», к примеру.

Наверное, сейчас там холодно, неуютно и дьявольски романтично. Черная смоляная вода, ниточка бакенного огонька, плотный ветер и обязательно плюхает буксир, а на буксире мирный домашний свет и радио поет глупую песню.

— Нам к восьми в баню, — сообщил рядом не отягощенный никаким романтизмом Федор Тучков. — Купим пива?

— Я не пью пива.

— Надо когда-то начинать, — задумчиво проговорил он. — Вдруг тебе понравится.

— Мне не понравится.

— Думаю, что понравится.

— Федор, я не собираюсь с тобой в баню. Это ерунда какая-то.

— Тогда мне придется пригласить Оленьку. Или ее мамашу. Или обеих?

— Приглашай кого хочешь, — вскипела Марина, — а я не пойду. За кого ты меня принимаешь?

— Я тебя принимаю за свою любовницу, — вдруг как-то очень неприлично шепнул он ей в ухо, которое опять моментально встопорщилось. — Давай попробуем. Может, тебе понравится.

И они попробовали, и ей понравилось.

Поначалу Марина упорно и продолжительно заворачивала себя в простыню, чтобы он не мог ее «разглядывать», а потом как-то размякла, раскисла, перестала поминутно «топорщиться» и «держать спину».

Что-то очень сибаритское было в том, что они одни в бассейне, ставшем огромным и таинственным, — свет был погашен, сияла только цепочка ламп на дне. Из-под воды поднималось голубое пламя, по потолку ходили жидкие блики. И в сауне они были одни — на горячих, гладких желтых досках, от которых упоительно и остро пахло деревом. Шезлонги были удобными, простыни махровыми, и Федор Тучков просто грелся, ничем ее не смущал и не затевал ничего «такого».

Теперь она уже была не против — пусть бы затеял. Но не просить же его об этом! А может, попросить? Только как? Она не знала.

— Ну как тебе пиво? — Он плюхнулся рядом, шезлонг скрипнул и отъехал назад.

Федор вытянул ноги и ладонью смахнул с лица воду. Щеки у него были красными, как у мальчишки. Марина на него засмотрелась.

Он взял с плетеного столика свою бутылку, закинул голову и весело забулькал.

— Хорошо, — заключил он, перестав булькать. — Мы с отцом каждую неделю баню топим. На участке. Я тебя отвезу.

Это было обещание или ей только так показалось?