Какая фантазия, однако. Ей нужно романы писать, а не в банке отсиживать свою хорошенькую… да, то самое.
– Но человеческая жизнь – это не игра! – входит Элиза в раж. – А подруга моя не бездушный предмет! Она мать твоих… ваших… тьфу, детей!
Детей?.. Уже? Я чего-то не знаю? Цепляюсь за эту фразу, как за осколок суши в бескрайнем океане, где она меня пытается утопить и прикопать на дне понадёжнее.
– Стоп! – рявкаю так, что даже стёкла звенят. И Элиза умолкает. – В душ. Переодеваться. Поговорим. Я жду.
И она, моргнув, бредёт к раздевалкам.
Властный тон сработал. О, да. Он меня ещё никогда не подводил.
Глава 31
Недосказанная многозначительность
Пока Элька меня вопросами забрасывает, Павлик как-то странно напрягается. А я не могу понять бурного интереса подруги.
Ну, то есть как бы да. Это её «детище» – подсунутый Костров, но её вопросики сбивают с толку. Она словно проверяет, не лгу ли. Похоже, следит, и мне почему-то это не нравится. Особенно то, что Элька на полуслове отключается.
Странно. Всё очень странно, а от этого настроение улетучивается, как дым, как мыльные пузыри, что радовали глаз, но лопнули, оставив влажные следы на асфальте.
– Юль, я… – начинает Костров, но я его перебиваю.
– Отвези меня домой, – говорю со вздохом. – Что-то я устала.
Он смотрит на меня пристально, головой трясёт, а потом кивает, соглашаясь.
– Да, конечно. Поехали.
Уже в машине, когда я немного успокоилась, попыталась перезвонить Эльке, но телефон её издавал длинные гудки и молчал.
Ну, мало ли. Бросила где-нибудь. Она не обязана бежать по первому моему зову. Но настроение упало ещё ниже.
Вот казалось бы: всё хорошо, а какие-то мелочи могут полностью перевернуть всё с ног на голову, разрушить очарование вечера.
– Ты что-то хотел сказать? – спрашиваю Павлика.
– Я? – дёргается Костров. Что это с ним. Как на иголках.
– Ты. Там, в кафе. Я тебя перебила.
– Может. Не помню, – выдаёт он с запинкой, и я понимаю: врёт. Но не могу же я его пытать, тем более, он машину ведёт. Пусть уже расслабится, что ли.
– Ладно, не помнишь – значит не помнишь, – ставлю точку, чтобы не зацикливаться ещё и на каких-то недомолвках Кострова. Мне и без него хватает мыслей на всякие разные темы.
Я приоткрываю окошко, впускаю ветер в салон авто. Мне нравится, как он треплет волосы, хоть и пахнет большим городом, огнями, выхлопными газами. Всё равно в этом есть что-то невероятно притягательное и волшебное. Я умею ловить подобные моменты.
– Прикрой, – говорит Павлик, – а то простудишься.
Его забота умиляет.
– Зануда, – ворчу я, но всё же поднимаю стекло почти на «нет», но из вредности оставляю небольшой зазор. – Тепло же, а я почти никогда не болею.
– Вот мне и нужно, чтобы это «почти» с тобой не случилось. Ты теперь не одна.
Он говорит это с каким-то приятным нажимом. Я понимаю: он о детях, что барахтаются внутри меня, но хочется думать, что и себя Костров тоже имеет в виду. Что он меня не бросит. Будет рядом. Позаботится, чтобы мы всегда были счастливы и довольны. Я и наши мальчишки.
Нет, это не розовые очки. Я давно их разбила, когда меня бросил Ильин. Но сейчас такое настроение. Я могу помечтать. Немножечко. Иначе без этого – никак. В женщинах, наверное, всегда сидел и будет сидеть чёртик, что заставляет верить во всякую чепуху, искать и находить то, чего окружающие и не думали, и не говорили. Сама придумала, сама поверила…
Ну и пусть. Пока мы едем, я могу думать, о чём хочу, и мечтать. За мимолётные мечты платы не берут.
Павлик останавливает машину в моём дворе. Мне не хочется выходить. И он молчит. В нём нет нетерпения, он не спешит со мной расстаться. И это тоже согревает сердце.
– Спасибо за вечер, – искренне благодарю я и решительно берусь за ручку. Миг – и его рука накрывает мою. Ожог. Разряд тока. Я даже дёргаюсь – так это сильно.
Ладонь у него горячая, а большой палец по-хозяйски поглаживает кожу около запястья.
– Завтра нас мама в гости пригласила, – напоминает он, будто я могла об этом забыть. Я помню.
– Ты о чём-то хочешь меня предупредить? Я что-то должна знать? – спрашиваю, заглядывая ему в глаза.
Он нехотя отпускает мою руку, но находится так близко, что я чувствую его дыхание. Тяжёлое и рваное. Будто он гнался за мной. А я не убегаю. Рядом сижу, и мне сложно оторвать от него взгляд.
– Нет. Они нормальные. Папа и мама. Разве что мама может заболтать кого угодно. Но мы привыкли.
– Ну, болтовнёй меня точно не испугать, – улыбаюсь Кострову ободряюще. Такое впечатление, что не я волнуюсь, а он.
– Просто будь собой. Этого достаточно. До завтра?
Он спрашивает и смотрит. О, этот мужской взгляд, полный надежды! Но на чай он не просится, а попросился бы – не знаю, смогла бы я его отшить. Во мне всё бурлит, а Павлик действует неправильно. Генератор тока и приятных ощущений. Я только думаю о нём и покрываюсь мурашками.
– До завтра! – снова берусь за ручку, и снова он со вздохом меня останавливает. Но больше ни о чём не спрашивает. Притягивает к себе. Целует.