Мой Герой

— Совсем спятила? — он останавливается, и его глаза блестят диким зелёным огнем. — Ты за кого меня принимаешь?

— Прости. Нет, конечно, нет. Ты не способен на такое, — бормочу я, жалея о своем вопросе.

— По-моему его настигла карма, — грубо отзывается он.

Остальная дорога до дома проходит в полном молчании. Кажется, я обидела Хиро своим подозрением. Он держится слегка отстранённо и избегает моего взгляда. Но не отталкивает, когда я беру его за руку, а переплетает свои пальцы с моими.

Дома Хиро принимает душ, одевается и уходит. Он ещё вчера предупредил, что у него сегодня внеплановый кастинг на фильм и встреча с каким-то там модельером, кажется Карлом фон Роттенбергом, который хочет сделать его лицом своего бренда American Highway.

На часах полдень, а я уже не знаю, куда себя деть. Я пытаюсь отвлечься на дипломную работу, но у ноутбука Хиро лишь английская раскладка, что для меня совершенно не годится. И потом из головы никак не выходит новость о Дилане. Он, конечно, тот ещё подонок, но я не желаю ему зла.

Промучившись от безделья ещё час, я ищу в интернете адреса и телефоны всех местных клиник и начинаю обзванивать их в поисках Дилана Фостера. Я запомнила его фамилию, когда слышала разговор Хиро и Донны. Мне везёт на пятом пункте моего списка. Недолго думая я вызываю такси и отправляюсь по указанному адресу.

Глава 27

В регистратуре больницы я представляюсь подругой Дилана, и ко мне выходит его лечащий врач.

— Доктор Рейчел Грин, — представляется невысокая брюнетка лет сорока. — Вы первый посетитель к мистеру Фостеру, а ведь он уже здесь два дня, — она смотрит на меня с небольшим осуждением.

— Я только сегодня узнала, — оправдываюсь я. — Понимаете, мы недавно познакомились. Дилан сложный человек и у него мало друзей. — Я думаю, что абсолютно точно описала его. — Но кто-то должен его поддержать, поэтому я здесь.

— Сложный, это ещё мягко сказано, — она вдруг улыбается. — Пойдёмте со мной.

Мы идём по коридору, и по дороге она рассказывает мне о состоянии Дилана.

— Ему очень повезло на самом деле. Переломы рёбер, множественные порезы и ссадины различной глубины и локации, ожог правой руки второй степени, лёгкое сотрясение мозга. Сложнее всего с правой ногой. Оскольчатый перелом голени, а также раздробленная стопа. Было сложно, но мы его починили, — она снова улыбается.

— Ничего себе повезло! — удивляюсь я.

— Поверьте, после такой аварии обычно повреждения значительно больше, если человек вообще остаётся жив. — Доктор останавливается возле палаты, у двери которой висит карта пациента, и я вижу на ней имя: Дилан Фостер. Она берёт карту в руки, листает её и читает вслух: — Так, томография: в головном мозге изменений нет. Анализы в порядке. Показатели стабильные.

— Это же хорошо? — спрашиваю я.

— Это прекрасно, — кивает она. — Дело вот в чем: после выписки ему понадобится серьёзная реабилитация и соответственно помощь и поддержка близких. — Она делает многозначительную паузу. — Так как мистер Фостер совершеннолетний, без его согласия мы не можем сообщить его семье, а он наотрез отказывается, — она хмыкает. — Причём в очень грубой форме. Может у вас получится его убедить?

— Боюсь это невозможно, — вздыхаю я, прекрасно понимая, что я вообще последний человек, который как-то может повлиять на этого отморозка. — Но я попробую.

— Попытайтесь, — она улыбается и дотрагивается до моего плеча. — Удачи, — снова хмыкает доктор Грин, разворачивается и уходит.

Я стою у палаты и глубоко дышу. Зачем я здесь, я и сама не знаю. Жалюзи на окне палаты опущены и мне не видно, что внутри. Я ещё раз делаю вдох-выдох и открываю дверь.

Вздрагиваю, когда вижу его. Дилан лежит на кровати, на бледном лице много резаных ран, над правой бровью повязка, под которой, скорее всего, шов. Синяки под глазами, сбитые щеки. Правую руку полностью покрывает повязка, в левой — капельница. Торс перетянут то ли бинтами, то ли специальными повязками. На груди прикреплены провода. Правая нога, лежит поверх простыни, из неё торчат какие-то железные штуки.

Я подхожу ближе, его глаза закрыты, на лоб прилипла влажная прядь волос. Его кожа очень бледная, он практически сливается с белыми больничными простынями. Я оглядываю пространство рядом с его кроватью. Здесь стоят какие-то приборы, которые издают своеобразный пищащий звук. Дышит он сам, никаких трубок нет, как обычно показывают в кино.

Возвращаю взгляд на лицо Дилана и встречаюсь с его злобными тёмными глазами. Он смотрит на меня точно так же, как в последнюю нашу встречу. Дыхание сбивается, я, будто, снова ощущаю хватку его пальцев на моей шее. Медленно и тихо дышу, стараюсь сохранять спокойствие, не хочу, чтобы Дилан видел, что я его боюсь даже сейчас.

— Пришла позлорадствовать? — его голос такой хриплый и слабый. — Проваливай.

И мой страх уходит. Его место занимает банальная жалость и сострадание. Вот так просто. Стоило лишь увидеть перед собой слабого, уязвимого, беспомощного Дилана. Возможно, его настоящего.