Мой граф

   Грегори не дал ей договорить. Он впился ей в рот обжигающим поцелуем, Пиппа ощутила его горячее желание и поневоле улыбнулась про себя. Теперь ей ужасно хотелось пробудить в нем такую же пылкую страсть, которой она все это время пылала к нему!

   – Совершенно уверен, – ответил он.

   – Ну, скоро уже? – спросила Пиппа спустя несколько часов.

   Они прибыли в Торки и только что закончили восхитительно вкусный обед, состоящий из жареной форели, молодого картофеля и морковного десерта.

   Грегори встал и потянулся.

   – Я устал, – сказал он.

   – Надеюсь, не слишком устал? – парировала Пиппа.

   Он подбоченился.

   – Леди Пиппа Харрингтон, вы будете такой же и когда мы поженимся?

   – Конечно. – Она тоже встала и посмотрела на него.

   – Я рассчитываю на это. – Он обхватил ее за талию и дернул на себя. – А ты требовательная малышка.

   – Ты теперь пират? Это было бы весьма забавно. И увлекательно.

   Грегори усмехнулся:

   – Согласен. Но нет. Сегодня я просто Грегори, мужчина, который тебя любит.

   – Ох, как это мило, – мягко проговорила она. – Я и не знала, что ты такой романтик.

   – Закрой глаза, – прошептал он.

   Она закрыла глаза ладонями.

   – Я скажу тебе, когда можно будет открыть, – услышала Пиппа откуда-то с другого конца комнаты.

   Она рассмеялась.

   – Я нервничаю. – Она и вправду немножко нервничала. Ощущение легкого покалывания охватило все тело.

   – Еще совсем немного, – заверил он.

   – Скорее! – Пиппа привстала на цыпочки.

   – Ну вот, теперь все, – сказал он. – Открывай глаза.

   Она открыла глаза и увидела, что вся постель усыпана лепестками цветков дикой яблони.

   Он подошел к ней и взял за руки.

   – Я, бывало, вручал тебе сумки с дикими яблоками, чтобы бросаться ими во врага. Но сегодня мы идем дальше, делаем следующий шаг – шаг к яблоневому цвету, которым отмечают соединение двух влюбленных сердец… и душ.

   К глазам подступили слезы, и Пиппа счастливо икнула.

   – Ты в порядке?

   Она кивнула и шмыгнула носом.

   – Они прелесть. Я люблю тебя.

   Он просиял:

   – Я тоже люблю тебя и рад, что ты счастлива.

   Он раздел ее перед камином, а потом взял на руки, отнес к кровати и опустил на пахнущие свежестью простыни, высушенные на морском ветру. Он ни разу не отвел от нее глаз, но, когда разделся сам, окинул все ее тело смелым, оценивающим взглядом, который был в то же время смиренным, за что она полюбила его еще больше.

   – Ты рад, что я теперь твоя? – прошептала она.

   Он только кивнул, но она увидела, как заходил вверх-вниз его кадык.

   Видя такое волнение, она тоже почувствовала спазм в горле, а глаза защипало от слез.

   Она протянула руки, и Грегори медленно забрался на кровать и лег с ней рядом. Следующие несколько счастливых мгновений они шептали друг другу слова любви и осыпали друг друга почти благоговейными ласками.

   Но Пиппа не хотела ждать слишком долго. Она знала, что Грегори готов и что он пылает страстью, посему еще через несколько минут она забралась на него и легла так, чтобы тела их соединились. Он показал ей, как она должна сесть, но не позволил опуститься на него. Он дразнил ее и даже мучил, но в конце концов перекатился вместе с ней так, что оказался сверху, и взял руководство в свои руки.

   Она отчаянно хотела его и умоляла поскорее сделать своей, но он не спешил. Только осыпав всю ее горячими ласками и чуть не доведя до безумия, он раздвинул ее ноги коленом и после нескольких тихих, успокаивающих слов и долгого, страстного поцелуя погрузился в ее жаркие, жаждущие глубины.

   – Ох, – выдохнула она от резкой боли, но в голосе слышалось изумление. В этой короткой агонии был экстаз, и скоро удовольствие перевесило остатки боли и она приподнимала бедра и выгибалась ему навстречу, отчаянно желая завершения…

   Желая его.

   – Навсегда, – прошептал Грегори ей на ухо. И когда она воспарила ввысь, поддерживаемая любовью, он взлетел вместе с ней, а их тела, преодолев все границы, слились воедино.

   Мир под ними был чудесным. И огромным. И ждал, чтобы они вместе познавали его.

Эпилог

   Парижское солнце силилось пробиться сквозь плотные мрачные тучи, набухшие дождем, который угрожал празднованию, имевшему место на заднем дворе городского дома лорда и леди Уэстдейл на улице Жеран. Впрочем, серые тучи не могли омрачить приподнятого настроения собравшихся там родственников и друзей. Взволнованные разговоры и смех отскакивали от гравийных дорожек, вихрились вокруг черной кованой ограды, которая стояла на страже изумительной красоты роз леди Уэстдейл, и выплывали на улицу, где стояли и слушали два джентльмена.

   Лорд Марбери взял мистера Доусона под руку и повел вверх по ступенькам.

   – Осторожнее, Роджер. – Голос Марбери был мягким, но это только потому, что их никто не слышал. – Вы же знаете, мы здесь по весьма важному случаю.

   Они прибыли нынче утром, чтобы присутствовать на крещении малыша Альберта Майкла Шервуда, лорда Шервуда. Маленький барон был вторым в очередности наследования титула маркиза Брейди. Стоя перед массивной дубовой дверью с гербом Брейди, Марбери наблюдал, как Доусон обводит пальцем замысловатую резьбу.

   – Гм, это очень похоже на восковые печати на письмах Пиппы, которые она присылала мне, – подивился он.