Мой граф

– Грегори! – крикнула она ему вслед, но он не обратил внимания. – Грегори! – позвала она снова, на этот раз прямо из-за спины.

Он захлопнул дверь в бильярдную у нее перед носом. Потом промаршировал через дом, схватил свою шляпу и трость с вешалки прежде, чем ошеломленный дворецкий успел ему их подать. И пошел прямо домой, ничего не видя вокруг.

Питер вошел, когда Грегори собирал сумку в тишине их спальни.

– Ты куда?

– В Соединенные Штаты, – бросил Грегори, потом сунул руку в карман, вытащил шелковую коробочку с маминым кольцом и бросил брату. – Возьми себе. Я больше не желаю это видеть.

Питер ничего не ответил, просто держал коробочку в руке. Грегори продолжил швырять в сумку рубашки и шейные платки.

– Ты знал, да?

Питер по-прежнему молчал.

– Ты знал. – Грегори выпрямился и пронзил брата взглядом. Это уже четвертый человек, обманувший его сегодня.

– Я подозревал, что она влюблена в Дугала, но у меня не было доказательств. Я пытался предупредить тебя…

– Прочь с дороги. – Грегори схватил чемодан и опрометью выскочил из комнаты.

Ему здесь места нет.

Ему нигде нет места.

Пиппа была права. Он может делать все, что пожелает, жить где захочет. Он – начинающий архитектор, и, хотя это отец и Берти подтолкнули его в этом направлении, ему самому решать, хочет ли он заниматься этим делом и дальше.

Его первой остановкой в Америке будет федералистская Новая Англия. Потом он поедет в округ Колумбия, дальше – в джефферсоновское Монтичелло в Виргинии, а потом, быть может, отправится на юг, в Чарлстон, Саванну и Сент-Августин. После этого ничто не удержит его от поездки на Запад, чтобы посмотреть, как американцы обустраивают на новых землях свои дома, как строят церкви, школы, банки, магазины.

Кроме Питера, дома в этот момент была только матушка. Он уже попросил сообщить ей, что уезжает немедленно. Возле ожидающей у парадного крыльца кареты маркиза крепко-крепко обняла его.

– Как бы я хотела, чтобы ты дождался отца…

Отец. Грегори так и не привык к той боли, которая сжимала сердце, когда он слышал это слово. Сейчас она давила на него. Ему приходилось бороться изо всех сил, чтобы сдержать ее.

– Не могу. – Голос его осип. Это было так не похоже на Грегори – обнажать свою истинную сущность перед матушкой или кем-то еще из родных. Он должен уехать. И ради них тоже.

– Случилось что-то ужасное. – Матушка крепко держала его за руку. – Что?

– Ничего. – Он постарался не обращать внимания на боль и замешательство, которые видел в ее глазах, и нахлобучил шляпу.

– Ох, Грегори. Не уезжай так. Пожалуйста. Мы любим тебя, дорогой.

Какой бы высокой ни была стена боли между ним и миром, нежность, которую Грегори видел в матушкином лице, напомнила ему о долге. Он задержался, чтобы поцеловать ее в щеку.

– Я напишу, когда прибуду на место. – И добавил, постаравшись, чтобы это прозвучало успокаивающе: – Не волнуйтесь за меня.

И, не дожидаясь ответа, сбежал по ступенькам на тротуар, запрыгнул в карету и уехал, ни разу не оглянувшись на дом Брейди.

Глава 1

Год спустя

Для леди Пиппы Харрингтон предстоящий воскресный обед с семьей у дядюшки Берти обещал быть не таким, как всегда. Обычно эти обеды изобиловали нелепыми разглагольствованиями ее отчима, мистера Уилфреда Трикла, за которыми следовало натянутое молчание, время от времени прерываемое доносящимся из-под стола рычанием одного из восьмерых дядюшкиных корги. Нет, сегодня дядюшка Пиппы праздновал свой день рождения, и в гостях у него был его крестник Грегори Шервуд, лорд Уэстдейл, сын маркиза и маркизы Брейди – один из самых завидных лондонских холостяков и подающий надежды архитектор.

«И последний на свете человек, которого я хочу видеть», – подумала Пиппа.

Но он вернулся в Англию – вернулся после своего продолжительного путешествия по Америке.

– Пиппа? – Мама стояла в дверях маленькой отдельной студии рядом с кухней. Ее мягкие каштановые волосы были уложены в аккуратный шиньон, заколотый яркими испанскими гребнями, на изящные плечи наброшена сверкающая золотистая шаль.

Эти экзотические аксессуары были взяты из сундуков дядюшки Берти. Он владел пятью современными театрами на юго-западе Англии, включая его гордость и радость, «Роджер», в крупном городе Бристоле. Время от времени запас костюмов, между спектаклями перевозимых из одного театра в другой, проделывал путь в его загородный дом, где мама, Пиппа и две служанки чинили их или списывали, в зависимости от состояния.

– Ой, мама! – Пиппа подняла глаза от последнего миниатюрного венца, который прилаживала к крошечному окошечку бледно-серебристой сахарной скульптуры, созданной на день рождения дяди Берти. – Это красное платье так тебе идет. Ты Дездемона?

– Ну не знаю, – застенчиво отозвалась мама, но у нее был гордый взгляд юной дебютантки. – Думаю, весь этот ансамбль может быть чем-то средним между леди Макбет и Катариной из «Укрощения строптивой».

Пиппа рассмеялась:

– Ты ни капельки не похожа ни на одну из этих дам. Но выглядишь прелестно, и тебе следует одеваться так всегда, а не только на дядюшкин день рождения.