Мой истинный враг (СИ)

– Он все равно бесил. Если это проблема, то я извинюсь перед Бреттом. Это проблема?

Эстер с Мэттом переглядываются:

– Нет, – все еще шокировано говорит она.

– Вот и отлично.

Ребекка уходит, а Сэлмоны продолжают стоять, глядя друг на друга полными непонимания глазами.

За ужином Ребекка ведет себя как обычно. Уплетает все за обе щеки, а пирог не ест – лениво елозит в нем вилкой, зевает и смотрит на часы. Мэтт думает, что она устала. День выдался длинным, у нее были уроки и тренировка, и, очевидно, с утра она успела съездить в Дерилфорд для «разговора» с Бреттом.

Это все еще не укладывается в голове. Неважно, что двигало Ребеккой, неважно, как она умудрилась отделать ПАРНЯ, но она заступилась за Эстер. Она поехала и набила ему морду за нее. Мэтт бы сделал то же самое, но Эстер – его сестра, а Ребекка не считает ее сестрой, она даже не общается с ней.

Судя по осторожным взглядам, что Эстер бросает то на него, то на Ребекку – она думает о том же.

После ужина родители и Эстер уходят в гостиную, Ребекка – к себе, а Филип идет мыть посуду, потому что сегодня его очередь. Мэтт помогает ему, принимая тарелки и вытирая их полотенцем.

– Ребекка сегодня сделала кое-что, – он думает, что Филип должен знать. Он любит Ребекку особенной любовью, он заботится о ней не меньше и, когда она делает такие шаги, Филип должен знать. – Она начистила Бретту рожу, потому что тот бросил Эстер…

Филип замирает с блюдцем от чашки в руке.

– Бретт бросил Эстер?

– Для меня это тоже новость.

Филип мотает головой.

– Подожди, мы с тобой не знали об этом, но знала Ребекка? Как так получилось?

Мэтт пожимает плечами, забирает у него блюдце и трет его, пока оно не начинает скрипеть.

– Как думаешь, это имеет значение, или я слишком много думаю?

– Это точно имеет значение, Мэтт. – Вода льется на тарелки, и Филип подпирает мокрым кулаком свой бок, поворачиваясь к нему вполоборота. – Это имеет огромное значение.

Он мотает головой.

– Я так боюсь на что-либо надеяться. Вообще на что-то – хотя бы на мелочь. Я не знаю…

– Послушай меня, – он вытирает руки о фартук и касается плеча Мэтта, мягко проводя по нему влажной ладонью. – До того, как ты приехал, мы видели Ребекку лишь за ужином и мельком, когда она уходила на учебу по утрам. Она… не поддавалась нам.

– Она и мне не поддается.

– Но она показывает эмоции. Пока тебя не было, она была неживой. Я не видел, чтобы она проявляла какие-либо эмоции, если это не происходило на публике, где того требовали правила. Она злится сейчас. Психует, обижается, капризничает, выделывается перед тобой. Она проявляет эмоции. Нет ничего странного в том, что ты надеешься. Мы все надеемся.

Он возвращается к тарелкам.

Мэтт чувствует себя неисправимым идиотом, когда стучит кулаком в рябиновую дверь, обжигая костяшки. Во второй руке зажат стакан с молоком, и это худший поступок в мире. Он уверен, что, если ему повезет, и Ребекка откроет дверь – молоко окажется у него на голове через секунду.

Ребекка открывает.

Мэтт смотрит, как сначала округляются ее глаза, а потом ее рот. Ее соблазнительный идиотский рот. Мэтт не уверен, что помнит, с каких пор он стал таким болваном, наслаждающимся всем, что есть в Ребекке, даже ее неугомонным ртом

У нее на шее большие наушники, в них играет громкая музыка.

– Что?

Однажды, может быть, в следующей жизни, Ребекка начнет иначе разговаривать с ним. В следующей жизни точно.

– Я просто подумал… Ты вроде как любишь пить молоко перед сном.

– Это было один раз.

Он хочет видеть всю Ребекку, а не лишь ее голову и шею, просунутые в щель. Ему хочется немного заглянуть в ее комнату и посмотреть, как она живет, чем увлекается, что любит. Есть ли у нее над кроватью фотографии или там сплошные постеры и вырезки из спортивных журналов?

– Я могу отнести его обратно.

Он показывает пальцем в сторону лестницы. Ребекка прищуривается и забирает стакан, скрываясь в глубине спальни.

Мэтт почти уверен, что это все. Что она просто забыла закрыть за собой дверь, и это конец их разговора. Через минуту, когда он уже собирается уйти к себе, макушка Ребекки снова появляется в дверях… А потом и она вся. Выходит, плотно закрывает дверь и опирается на нее спиной.

Мэтт нервно прячет ладони в карманах джинсов.

Он слышит, как Эстер и Филип разговаривают внизу – судя по интонации, разговор о парнях. Он слышит, как отец ходит по кабинету, как мама говорит по телефону в спальне.

– Говори уже.

Мэтт вздыхает. Ребекка выглядит так, словно смирилась с тем, что им придется разговаривать. На ней серые штаны и черные носки в фиолетовую полоску. Большая футболка подчеркивает худобу. Наушники она сняла, зато набросила рубашку, будто замерзла. Мэтт делает в голове заметку – проверить отопление в доме.

– Ты поговорила с Эстер?

– О чем? – сразу, с первой секунды, дикая и колючая, как еж. Щетинится, скалится, зубки показывает, но не раздражает сейчас, не бесит, только вызывает желание крепко обнять.

– Ладно, эту тему ты обсуждать не хочешь. Как насчет нас с тобой?

Ребекка фыркает и начинает постукивать по полу ногой. Нервничает. Мэтт вспоминает слова Филипа про эмоции и успокаивается.