Мой истинный враг (СИ)

Мэтта шатает от смеси этих запахов, а когда горький аромат слез с силой бьет в лицо, он спешит закрыть дверцу и сесть за руль рядом с отцом.

Они едут молча – не о чем говорить.

Все, что касается вчерашнего вечера и той ночи, они обсудили дома. Мэтт рассказал все, что знал, рассказал о догадках относительно Ребекки. Рассказал, что это именно она была причиной, по которой ее родители оказались в лесу той ночью. Они оба были причиной, их связь сотворила все это, и Мэтт впервые не хочет чувствовать эту связь.

* * *

Ребекка просыпается в своей комнате.

Ее голова раскалывается от боли, она чувствует себя просто ужасно. Она не ощущает своих ног, горло горит после часов бесконечного крика, лицо разъело от слез.

Не хочется даже шевелиться, хочется лежать, рассматривая потолок. Кажется, что лишнее движение причинит боль, будто в ее кожу воткнуты крошечные иглы.

Но встать пришлось бы рано или поздно. Нестерпимо хочется в туалет, помыться и надеть что-то, не испачканное кровью.

На подгибающихся ногах Ребекка идет до туалета, справляет нужду и там же скидывает всю одежду, оставшись полностью голой. На ощупь в ванную, фокусируясь на звуке своих шагов, чтобы мысли не перебили их, воспоминания не возникли в голове. Ей нужна передышка хотя бы в несколько секунд.

Вода слишком горячая, и, регулируя ее, Ребекка внезапно понимает, что костяшки ее рук полностью сбиты, даже не до ссадин, а до мяса. Кожи нет. Она долго смотрит на них, а потом, поддавшись порыву, подставляет царапины под струи воды, наслаждаясь тем, как боль с шипением впивается в ее руки.

Иногда боль кажется Ребекке живой. Она думает о ней, представляет ее, и она всегда предстает перед ней в разных образах. Красивая девушка с длинными, ниже талии, светлыми волосами или же старуха, у которой нет зубов, щеки впали, а в пустых глазницах медленно умирает жизнь. И она не знает, который из образов пугает ее больше.

Вернувшись в спальню, Ребекка пытается вспомнить, как она вернулась домой с кладбища, но воспоминания не приходят.

На тумбочке лежат чистые бинты, средства для обработки ран, пара таблеток и стакан воды. Ребекка выпивает таблетки, криво перевязывает руки, обильно смазав их оставленной мазью, и вздыхает. Есть соблазн снова лечь спать, но желудок немилосердно урчит. Ребекка шмыгает носом и закрывает глаза.

Все, что крутится в голове: «Что же я наделала». И эта фраза относится ко всему сразу. К прошлому. К настоящему. К будущему, потому что она не представляет, сможет ли жить дальше после всего, что произошло.

На глаза наворачиваются слезы. Ребекка позволяет им солеными дорожками спуститься к подбородку, и лишь потом смахивает, удивляясь, как вообще в ее организме до сих пор есть жидкость после того, сколько она плакала вчера.

Глава 21

Ребекка спускается вниз, и ей кажется, что все ее тело покрыто шрамами. Она практически чувствует засохшие корки по всему своему лицу и телу, ведь на нее никогда прежде не смотрели с такой жалостью. Ладно, возможно смотрели той ночью, восемь лет назад, но тогда она вообще не соображала и не видела, какими были эти взгляды.

– Простите, я опоздала к ужину, – тихо говорит она. Сэлмоны уже приступили к десерту, поэтому ей немного неловко.

– Ничего страшного, дорогая, – Натали встает, чтобы принести приборы для нее и еду.

Филип кивает на стоящий рядом с ним стул, и Ребекка опускается на него, натягивая рукава футболки так, чтобы часть бинтов оказалась спрятана. Эстер таращится на ее руки, явно чувствуя яркий запах крови.

В полной тишине Ребекка начинает есть. Сэлмоны молча переглядываются, пока отец не заводит какой-то бессмысленный разговор о резко испортившейся погоде, и остальные не подхватывают его.

– А где Мэтт? – осторожно интересуется Ребекка, накалывая кусочек рыбы на вилку.

Она впервые спрашивает о Мэтте, так что за этим следует еще несколько секунд тишины, вполне предсказуемо, надо признать.

– Он ушел по делам, скоро будет, – улыбается Филип.

– Он пропустил ужин?

– Поверь, мама уже сказала ему все, что думает по этому поводу.

Нелепая несмешная шутка Филипа вызывает у Ребекки намек на улыбку. Вернее, она пытается улыбнуться, но сухие губы трескаются, и она чувствует привкус крови, смачивая рот слюной.

– Я дам тебе обезвреживающую мазь, – продолжает Филип, а Натали бросает на него гневный взгляд, словно он сказал что-то ужасное.

– Спасибо.

Все это напоминает какой-то спектакль. Натянутые улыбки, но в глазах застывшие слезы. Вежливая беседа, от которой кусочки еды просятся обратно.

Ребекка хочет поговорить с ними – да боже, впервые в жизни просто поговорить, – у нее куча вопросов, ни одного ответа, ей нужно, чтобы кто-то ответил, успокоил, помог разобраться.

Но она не знает, как начать.

– Поговорим, когда ты будешь готова? – спрашивает Натали так тихо, будто никого кроме них двоих за этим столом нет.

Ребекка смотрит в ее глаза и благодарно кивает.

– Конечно.

* * *

Темнота за окном густеет, как растопленный шоколад на холоде. Сначала становится плотной, тягучей, а потом целиком обволакивает, не пропуская свет.