Мои южные ночи

Особенно мне запомнился день, когда я впервые спустила Буню с плеча. Раньше Тамара Андреевна выпускала Буню побегать – но только в закрытом собственном дворе или на специально оборудованной площадке. Во внешний мир же она пока не выходила, и, лишившись возможности этого безопасного выгула, я долго не решалась выпустить Буню вволю побегать. В то время как щенки ее возраста уже вовсю шлепали по лужам, Буня, уже довольно увесистая девочка, продолжала взирать на окружающую действительность с моих рук.

И вот как-то весной я все же решилась и, выйдя с Буней во двор, присела и опустила ее на землю. Девочка моя немедленно пришла в неописуемый восторг. Сначала вертелась на месте, нюхая асфальт, землю, пробивающуюся через нее молодую траву. И потом вдруг рванула с места и понеслась куда-то. Я испугалась, громко окликнула ее, но она будто не слышала меня, все летела вперед. Я бросилась за ней и на бегу все вспоминала слова Тамары Андреевны о том, что если я вовремя не проявлю твердость, не заставлю собаку слушаться и подчиняться, то испорчу ее. Из нее вырастет неуправляемая зверюга.

Каким-то чудом Буня в тот день не потерялась, не угодила под машину, а всего лишь подвернула лапу, для чего-то ломанувшись в придорожные кусты. Я подхватила ее, повизгивающую от боли, испуганную, на руки и понесла домой. А там, обработав больную лапу специальной мазью, успокоив мою девочку и накормив куриным супом, с удвоенной силой взялась за изучение основ дрессуры.

Вскоре мой новый опыт и занятия с Буней стали приносить свои плоды. Она еще пыталась иногда не слушаться и удирать, но, убедившись, что в вопросах дисциплины я тверда и беспощадна, оставила попытки установить главенство. Теперь по утрам, выгуляв Буню во дворе дома, я отправлялась на работу. Вечером же еще из-за двери слышала, как поскуливает в ожидании моя преданная малышка. Буня, отчаянно скучавшая по мне весь день, с порога набрасывалась на меня, пищала, визжала, вне себя от счастья. Тут же тянула меня гулять, играть, возиться с ней – и мне, женщине достаточно трезвой и уравновешенной, даже не по себе было от такого обожания. Никто и никогда еще так меня не любил, ни для кого я не была центром мироздания.

К несчастью, моя работа – та, которую так ненавидел Гоша, считая, что она отнимает его у меня, пока не нашел себе новый объект для перекладывания вины за все беды, – чертовски мешала нашему с Буней быту на двоих. Временами меня отправляли в командировки – не слишком длительные, на пару дней, в какую-нибудь военную часть. Я брала бы с собой и Буню, но машины у меня не было, а тащить щенка на перекладных не представлялось возможным. С некоторым беспокойством я думала о том, что впереди у меня маячит назначение, о котором я давно мечтала. Наша телекомпания готовилась отправить группу корреспондентов в Сирию, туда, где как раз разгорался очередной локальный конфликт. Я подавала заявку на эту работу давно, несколько месяцев назад, когда никакой Буни не было даже в планах – на это толкнули меня и ухудшившиеся отношения с Гошей, и собственные амбиции. Хотелось наконец стать уже настоящим военным журналистом, а не неким его тыловым подобием, просиживающим штаны в теплом кресле в редакции. Но теперь у меня была Буня, а уехать от нее так надолго не представлялось возможным… Оставалось только молиться неведомому ктулху, чтобы эта командировка оттянулась на неопределенный срок. Я даже начала узнавать, можно ли будет взять мою боевую подругу с собой, выяснила, что в Сирию пускали лишь служебно-разыскных собак, и стала соображать, нельзя ли было бы пройти с Буней специальную подготовку и получить соответствующие документы.

К маю, когда все кругом зазеленело и расцвело, Буня уже избавилась от младенческой пухлости и неповоротливости и превратилась в рослую собаку-подростка. Еще не совсем ладная – с непропорционально крупными лапами и ушами, но уже со сформировавшейся статью, с выправкой, она казалась мне невероятно забавной. Мое азартное, отважное, игривое, преданное чудо. Гоша, поначалу обрывавший мне телефон и то умолявший вернуться, то обвинявший меня во всех смертных грехах, наконец успокоился, и мы с Буней счастливо зажили вдвоем. Порой выбирались в городской парк или ездили на природу, к озеру, где Буня могла вдоволь носиться и гонять уток. Жизнь нашу омрачали лишь мои частые командировки.

И вот меня в очередной раз направили куда-то под Тверь, в особую воинскую часть – делать репортаж о подготовке к празднованию Дня Победы. Задержаться там мне предстояло на три дня, и я препоручила заботу о Буне той самой Лизе, моей коллеге, у которой мы пару недель кантовались в начале весны. Лиза клятвенно обещала мне кормить Буню, гулять с ней и не забывать поиграть, ведь моя собака так любила бегать, перепрыгивать через препятствия и всячески демонстрировать свою удаль.