Мой Израиль

Насколько я знаю, из многочисленных книг и статей Коэна на русский язык переведен только «Суд над Иисусом», выдержанный в лучших традициях еврейско-христианских апологических полемик. В нем убедительно доказывается, что Иисуса из Назарета по чисто юридическим причинам никак не мог судить еврейский суд, и тем более Сангедрин. Но, на мой взгляд, полезнее было бы перевести основные труды Коэна, которые могут служить лучшим из всех мне известных введением в «израильтянство». И не только потому, что Коэн — талантливый писатель, хотя и этого нельзя отнять, а потому что он сумел сначала стать эталоном секулярной израильской интеллектуальности, а потом умело и эффективно растиражировал этот эталон в качестве образца для всеобщего подражания.

Эта тактика, широко используемая в культуре постмодерна, в нашем случае была, скорее всего, не нарочитым интеллектуальным ходом, а прямым последствием состава личности. Коэн искренне любил своих предков и родичей, свой клан и народ, свои заблуждения и убеждения, достижения и неудачи, дававшие повод для размышлений, свои позитивные стороны, совпадавшие с национальным и общеевропейским категорическим императивом, а также свои чисто человеческие слабости, позволявшие вздохнуть и произнести с саркастической улыбкой: «…человечен, слишком человечен». И пусть Канта во всем этом мыслительном и поведенческом многообразии было больше, чем Ницше, став атеистом, Хаим Коэн отыскал новый и, с его точки зрения, более высокий смысл в категорическом императиве. Ибо теперь изначальную моральную норму устанавливал не кто-то извне, как полагал кенигсбергский мудрец, а сам индивид.

Отметим, что нынешний израильский интеллектуал-либерал выстраивает себя по Хаиму Коэну, оставившему подробную запись собственных интеллектуальных приключений, а также обширную аудио- и видеотеку своих выступлений, лекций, приветственных адресов и некрологов. Коэн был великолепным шоуменом, его обожали журналисты всех родов СМИ, а уж он не упускал случая показаться публике на глаза или быть услышанным. Афоризмы из него так и сыпались. Даже случайное появление судьи Коэна на экране становилось событием. В роли Эркюля Пуаро он мог бы принести любой кинокомпании миллионные прибыли.

В Израиле верховный судья как культурный герой ничуть не уступает по популярности значимым политикам или любимцам массовой культуры. Средний гражданин знает этих судей в лицо, а также знаком с их повадками, характерами и мировоззрением, поскольку именно они устанавливают этические нормы, возглавляют общественные комиссии-разборки и устраивают шумные диспуты по наболевшим вопросам.

Судебный активизм, который ставят израильским судьям то на вид, то в заслугу, соотносится с очень древней иудейской традицией. Еврейское существование в галуте означало в первую очередь жизнь под прикрытием автономного еврейского судопроизводства. При этом судьями назначались самые видные и образованные представители еврейской общины. Судей и суд в народе весьма уважали, не забывая, разумеется, их критиковать и даже ругать нехорошими словами. Так оно ведется и в Израиле. А Хаим Коэн при этом был еще и шармером, вполне сравнимым с такими специалистами этого дела, как Битлы или, скажем, принцесса Диана.

По-нынешнему говоря, он обладал харизмой. И столько ее, этой харизмы, в нем было, что даже самые заклятые враги, и сегодня говорящие о Коэне только сжав кулаки, не могут не улыбнуться хотя бы краешком губ, вспоминая ненавидимого. Он был Ахер, Другой, или Тот-вы-знаете-кто (кого не рекомендуется называть по имени). Но вообще-то под названием «Ахер» в иудаизме скрывается вполне определенная историческая личность по имени Элиша бен Авуя. Авуя был танаем, современником рабби Акивы, великим знатоком Торы и отчаянным парадоксалистом. Спор о том, что заставило его стать Другим, иначе говоря, безбожником, еще не закончен. Одни различают в этом событии исключительно личные мотивы, другие предполагают Высшую инициативу. Возможно, именно по этой причине предание не исключило Элишу ни из религиозной и исторической традиции, ни из народной памяти.