Мой капитан (СИ)

Но Тимура уже и след простыл. Наспех обувшись и прихватив куртку, он ринулся прочь из этого дома, изо всех сил пытаясь сдержать душащие его изнутри слезы.

Он не мог поверить в то, что увидел своими глазами. В горле застрял комок, который не удавалось поглотить. И было плевать на темноту, на ненастную погоду и на весь Петербург, сверкающий огнями фонарей.

Впервые ему по-настоящему захотелось вернуться в свою общагу. Если повезет, принять душ и заснуть на своей тесной неудобной постели под скрип пружин и храп соседей. Возможно, он сможет проснуться завтра, и ничего этого не будет, как же он надеялся на это!

И только там, в своей крохотной комнате, которую он делил с двумя парнями, Тим нечаянно коснулся рукой своей шеи и пораженно уставился на свисающей с нее крест.

Он не был верующим и свой не носил никогда. Он даже не знал, какой веры Петро – православной или лютеранской, как многие финны. Но дело было вовсе не в религии. Дело было в их собственной вере, вере и страхе друг за друга, в попытке сохранить то, что только зародилось, не потеряться в полном хаоса мире и вместе радоваться каждому дню, который дан им неведомым богом.

Остаток ночи Тим проплакал в подушку, а утром пришел к единственно верному решению в этой ситуации – следовало поговорить.

Поездка в прошлое

Утром на своем мобильнике Тим обнаружил несколько пропущенных звонков. Оказалось, телефон был на бесшумном режиме и к тому же покоился под подушкой.

Идти на лекции не было никаких сил, и вместо этого Тим пошел в парк, погулять и немного развеяться.

Вчерашняя близость предстала перед его глазами, как наяву. Он вспыхнул, отворачивая лицо от проходящих мимо людей, чтобы никто не заметил его эмоции. Усевшись с ногами на отдаленную скамью в том же парке, Тим начал усиленно думать, как такое вообще могло случиться с ним, что его предал близкий человек…

Близкий человек. Близкий… а ведь Петро рассказывал ему, что живет не один! Рассказывал о сыне погибшего брата! Так в чем же дело?

Набрать номер было делом секунды. Длинные гудки били по нервам, а чувство стыда за свою глупость усиливало страх, что, возможно, он все испортил.

- Тим? – раздался на том конце взволнованный знакомый голос.

- Привет. Прости, что ушел вчера. Я не должен был так…

- Что случилось? Я до тебя дозвониться не мог.

- Ничего, просто я напридумывал себе лишнего.

- Это из-за Микки? Он тебя обидел как-то?

- Ты о своем племяннике?

- Ну да, а о ком еще?

У Тима окончательно отлегло от сердца, и он даже улыбнулся, правда, вышло криво.

- Нет, он мне ничего такого не сказал. Я просто дурак…

- Тим?

- Что?

- Приходи завтра на пристань. Я сегодня уезжаю в Хельсинки на день, а завтра вернусь к трем часам. У тебя ведь уже закончатся лекции?

- Да.

- Мы можем просто поговорить. Или… я пойму, если ты не придешь. Если не захочешь ничего больше, не буду настаивать. Но я буду ждать тебя завтра.

- Я приду, - голос чуть задрожал, и Тим вдруг осознал острую потребность в его присутствии рядом.

Весь день он провел в смятенье и вечером с трудом отработал положенную норму времени. Впрочем, мотанье по городу заставило немного встряхнуться, и усталость полностью вытеснила все остальное.

Тим надеялся, что завтрашняя встреча окончательно расставит все по своим местам, и будет все как раньше, а может, куда лучше прежнего.

Он обладал довольно редким для парня качеством – мечтательностью. При всем своем понимании законов окружающего мира и трезвом взгляде на жизнь Тимур мог иногда позволить себе фантазировать о том, чего никогда не мог получить. А мечтал он о многом.

Живя в простой общажной комнатушке, почти не общаясь ни с кем и совсем не имея времени на развлечения, он часто думал, что мог бы путешествовать, повидать другие страны или хотя бы просто провести целый день, гуляя по Петербургу до боли в ногах, и есть в парке сладкую вату, и смотреть на Неву, а ночью – на разведенные мосты, озаряемые ночными фонарями.

Или больше – делать все это не в одиночку, а с кем-то. Настоящим другом или любимым человеком, на самом деле это было неважно.

А сейчас ему хотелось не просто мечтать.

Хотелось вновь оказаться на пароме, глядя вдаль на нарушенное судном спокойствие волн, вдыхать свежий ветер и чувствовать, как на плечо мягко ложится чужая сильная ладонь. А то и больше – хотелось умирать от наслаждения, отдаваясь ему целиком и полностью, прижиматься всем телом, сладко постанывать в губы и ничего не стесняться, совсем ничего.

Все эти мысли занимали голову Тимура, когда он в приподнятом настроении направлялся обратно в общагу.

Но не успел дойти, как на сотовом раздался звонок.

С побледневшим лицом Тим кое-как дошел до ближайшей скамейки и опустился на нее, крепко сжимая телефон в руке и пытаясь привести в порядок мысли.

Бабушка умирала, оставалось не больше суток. Нужно было срочно выезжать первым же рейсом.

Остаток дня прошел в безумной суматохе: с большим трудом удалось взять на работе два отгула, в деканате пришлось писать объяснительную, но помимо всего этого следовало предупредить Петро, что он не сможет прийти завтра на пристань.