Мой капитан (СИ)

Увидел Тимур там и его брата, но спрашивать ничего не стал, не желая вызывать болезненные воспоминания. Смерть близкого человека – это всегда непросто, даже если ты взрослый и сильный мужчина, и всегда оставляет отпечаток на тебе и твоей жизни.

Они проговорили почти весь вечер, совершенно забыв обо всем на свете. Оба не заметили, как комнату окутали сумерки – мягкие, бархатные. Тим забрался на диван с ногами, обхватив колени и прислонившись к спинке. Петро сидел рядом, развернувшись к нему, настолько близко, что его колено чуть касалось босых ступней парня.

Было смущение вкупе с легким волнением, и было теплое спокойствие, которое ты ощущаешь либо дома, либо с очень близким тебе человеком.

Под конец Тимур почти не слушал его, а потом набрался смелости и придвинулся ближе, склоняясь к Петро и робко прося:

- Поцелуй меня.

А тот тотчас же обвил его шею руками, просто прижимая к себе, утыкаясь в худое мальчишеское плечо и жадно вдыхая его запах. Замер на миг, коснулся губами кожи повыше ключиц, прошелся легкими поцелуями вверх, обводя губами кадык, вновь замер на подбородке, где виднелся небольшой свежий шрам от неумелого бритья. Он оттягивал момент этого сладкого единения, чтобы сполна ощутить его, запомнить каждой своей клеткой, каждым мускулом, каждой веной. Поцелуй вышел скомканный, неловкий, но очень нежный. Затягивающий, словно омут, когда ты погружаешься в другого человека и уже не помнишь себя. Неумелый, а оттого еще более сладкий. И когда губы с сожалением оторвались от губ, Петро усадил его на свои колени лицом к лицу и крепко обнял, тяжело дыша и слушая, как колотится его сердце.

Тим вдруг остро почувствовал, что они оба начинают возбуждаться. Стыдной волной захлестнуло разум, он придвинулся ближе и поцеловал уже сам, опьяненный вседозволенностью. А затем ощутил руки на своей спине, пробравшиеся под футболку и ласкающие голую кожу. Они гладили, мягко обводили каждый изгиб и контур, перебирали пальцами выступающие позвонки, доходили до низа, упираясь в пояс джинсов, и возвращались наверх, а когда касались живота, становилось почему-то ужасно смешно.

- Щекотно, - засмеялся Тим, и ему ответил довольный лучистый взгляд.

- А так? – пальцы ласково коснулись груди, обводя соски и чуть сжимая их. Маленькие бусинки затвердели, Тим судорожно вздохнул и позволил, наконец, снять с себя футболку полностью. Петро также разделся до пояса, и можно было уже не стесняясь проводить руками по его плечам с выступающими мышцами, гладкой безволосой груди, по горячему животу с пересекающей его дорожкой волос. Тим прижался к нему снова, ощущая, как обострились без одежды все ощущения. Но торопиться никто из них и не думал.

На светлой коже мужчины очень четко проступали голубоватые вены. Они виднелись повсюду – перечеркивали руки до локтей, вырисовывались на шее и даже виднелись на животе, ближе к паху. Тим трогал их пальцами, а затем губами, ощущая упругую мягкость.

Почему-то не было страшно, на самом деле довериться оказалось очень просто, как будто так и надо, словно он всю жизнь этого ждал. Поэтому он не воспротивился, а лишь едва слышно вздохнул, когда Петро осторожно стал высвобождать его от оставшейся одежды.

Но голым чувствовать себя было стыдно вдвойне, и Тим ужасно смутился, испытывая острое желание не то прикрыться, не то провалиться сквозь землю. И только новый тягуче-сладкий поцелуй вернул ему былую уверенность.

Он сам, по собственной инициативе соскользнул на пол и обнял мужчину за талию, притягивая к себе и утыкаясь лицом в его живот. Он чувствовал, что Петро это нравится, и безумно радовался тому, что может сделать ему приятно. Желая продлить это ощущение, Тим уже смелее приспустил его брюки, чуть замешкавшись и разглядывая чужой член. Терпкий мужской запах немного смутил, но неприятным не показался. Петро вздрогнул и резко выдохнул сквозь сжатые зубы. Он наклонился к парню, ласково обхватив ладонями его лицо и бережно целуя, чтобы прогнать все его страхи.

- Не надо, Тима, - тихо прошептал он. – Если ты не хочешь, не надо.

- Я хочу, - сглотнул парень, прильнув к нему всем телом и глядя в глаза. – А ты не будешь надо мной смеяться, если…

- Обещаю, - и новый поцелуй в губы, влажные и уже чуть припухшие, манящие к себе так сильно, что нет сил удержаться.