Мой Кент

Я напрягал всю свою волю, чтобы вырваться из тисков кошмара.

Медленно, словно бы нехотя проступили очертания комнаты, утраченное было дыхание восстановилось, я почувствовал слабый запах бензина, исходивший от Матильды.

По щекам текли горячие, едкие слезы, я все еще не мог пошевелить ни рукой, ни ногой, не мог даже повернуть голову.

Неизвестно сколько время я так пролежал, боясь закрыть глаза, чтобы вновь не оказаться в паутине смертного страха.

Мне казалось, что я вставал, ходил, что-то делал, что-то передвигал, куда-то спускался и поднимался, не испытывая при этом ни слабости ни боли, что-то беспокоило, какое-то препятствие, которое нужно было преодолеть. То ли в бреду, то ли наяву, я вновь и вновь вставал, опять что-то двигал, устраняя беспокоившую помеху, пока не оказался не небольшой, открытой с трех сторон площадке, ровной как стол, в горах, под палящими лучами афганского солнца.

Надо мной завис вертолет, и надо было только подняться на ноги, чтобы взобраться в его спасительное чрево, но ни ноги ни руки не слушались меня.

С обеих сторон надвигались духи, поливая меня смертоносным свинцом и я удивлялся, что все еще жив.

Вихрь от лопастей винта трепал мою одежду и сотрясал тело, на лицо падали крошечные камешки, захваченные вихрем, но я не мог пошевелиться и даже открыть рот для крика.

В темном проеме отодвинутой дверцы вертолета никого не было, никто не спешил мне на помощь.

"Сейчас он улетит, решив, что я мертв и оставит меня с не знавшей пощады толпой, среди которой я отчетливо различал хмурые, сосредоточенные лица мужчин, женщин и детей. Они отрежут мне нос уши, гениталии и будут водить меня по деревням..."

Стук в дверь раздался в ушах взрывом многотонной авиационной бомбы. Дверь я им открыл не помня усилий с моей стороны на вставание с кровати и путь к двери, и когда за дверью я увидел их, Юрку и с ним еще двух, незнакомых мне людей, я почувствовал огромное облегчение и с радостью погрузился в глубокий обморок.

Очнулся я на все той же кровати, испытывая уже реальную боль в руке, в которой ковырялся, видимо прочищая рану склонившийся надо мной человек в рубашке из джинсовой ткани с засученными рукавами. Рядом с ним стояла женщина в белом халате, держа в руке, как мне показалось огромный фонарь, свет которого по мощности не уступал прожектору. Третий, наверное Юрка, не останавливаясь ходил взад-вперед по комнате.

Я радовался невыносимой боли, радовался концу кошмарам, я хотел их всех расцеловать от радости к возвращению к жизни.

Доктор уже зашивал рану, предварительно сделав обезболивающий укол, когда Юрка каким-то не своим голосом коротко спросил:

- Где сумка?

- Там, где ты ее положил. Под кроватью. Ты что, забыл? - Я не узнал свой голос, он был больше похож на конвульсивные рыдания. - Ее там нет, Юрка замер в темноте, я тоже задержал дыхание, у меня засосало под ложечкой от предположения, что кошмар продолжается.

- Не может быть... Мак, этого не может быть, сюда никто не входил, дверь все время была на запоре. Куда же она могла деться? - Я чуть не плакал, не столько от пропажи сумки, сколько от того, что каким-то образом причиняю огорчение этим славным ЖИВЫМ людям.

- Я знаю, Вадим, что ты не можешь сделать пакость, что деньги не имеют над тобой власти, - по его голосу чувствовалось, что он едва сдерживает душившие его отчаяние и бессильную ярость, - но тем не менее сумка с деньгами пропала и этому нужно найти какое-то объяснение, нужно найти сумку!

- С последними словами он перешел на крик.

Доктор, присев на кровать, в задумчивости осматривал кисть моей левой руки, задержав свое внимание на ладони.

Внезапно мое лирически-растроганное настроение сменилось жгучей всепоглощающей злобой:

- Не впутывай меня в свои гнусные интриги! Я не касался этих вонючих денег, я и так уже полжизни тебе отдал за эту паршивую конуру в общежитии, за позорную синекуру на стройке. Ты в шестерку меня превратил. Ты... ты...

Доктор сильно сжал кисть моей руки, другую свою руку положил мне на лоб:

- Успокойтесь вы, оба. Я кажется догадываюсь в чем дело...

- Доктор перебил я его, - не могли бы вы сесть на стул, рядом с кроватью?

- А в чем дело, Вадим?

- Совсем недавно на вашем месте, точно так же, сидел два года тому назад умерший человек, и я не мог пошевелить даже пальцем.

Он пересел на стул, поставленный к изголовью и вновь положил ладонь на мой лоб; его голос стал вкрадчивым, мягким и убаюкивающим:

- Скажи, Вадик, ты вставал с кровати? Почему твои руки испачканы в земле? Ты что-нибудь передвигал... Ты испытывал легкость во всем теле... Замечательную легкость... Парение... Блаженное парение... Только одна совсем маленькая, крошечная забота... Маленькая проблема... Сумка... Ее надо спрятать... Надежно спрятать... И тогда никаких забот... Только легкость... Только блаженство...

Я растворился в его вкрадчивом голосе, я и его шуршавший как ласковые листья деревьев голос слились в одно целое.

Беспредельное ощущение блаженства.

Желание избавиться от последней маленькой помехи.

Сумка...

Нужно спрятать сумку...