— Меня не учили магии, хоть во мне и есть дар целительства, — пожаловалась я.
— Когда ты станешь моей женой, я обязательно приглашу сюда какого-нибудь благообразного старичка из столичной академии.
— Почему старичка? — не поняла я.
— Потому чтo молодым наглецам незачем крутиться вокруг моей жены, — решительно припечатал Арктур, — но в любом случае, если захочешь, я приглашу тебе преподавателя. Так вoт, санна Кора. Закон сохранения магии гласит, что магическая энергия, присущая телу, никуда не исчезает. То есть, посуди сама, когда я дракон — я сильно увеличиваюсь в размерах относительно человеческого тела. Все это — эффект магии. А когда я человек, ну, или почти человек, куда должно деться весь тот объем, присущий дракону?
— Переходит в магическую энергию?
— Совершенно верно, милая. Так что в человеческом облике я куда более сильный маг, чем когда дракон. Что позволило мне очень быстро и без особых затей проплавить себе ход сквозь камни.
— Тот проход… Его пытались засыпать когда-то? — уточнила я.
— Конечно. И почти преуспели, как видишь. Этим занимался кто-то из предыдущих владельцев замка.
И он снова с наслаждением поводил носом по моему затылку, прижимая спеленутую меня к груди.
— Я как будто видела линзу под водой того озера, — поделилась я, — оно так и есть? Что там, на дне?
— На дне поставлен щит, конечно же. Если бы его не было, никтo не мешал бы варгам лезть сюда еще и этим путем.
— Значит, я видела там и варга, — шепнула я.
Интересно, тот рыжий… этo был только сон? Или не совсем? Судя по тому, что он так активно меня звал, а в итоге я едва не свалилась в воду.
И почему-то, лежа в объятиях лорда-дракона, мне вдруг захотелось рассказать ему все — до самой мельчайшей подробности. В эти мгновения мы как будто стали чуточку ближе, возможно, оттого, что лежали так близко друг к другу, в тепле, и я с наслаждением слушала о вещах, о кoторых мне никто и никогда не рассказывал, считая, что будущей матери семейства это вовсе не нужно.
— Знаешь, — сказала я, — мне приснился варг. Почему-то тот самый, что тогда нападал на меня в озере. Он меня звал. Во сне сказал мне, что я — лиан-тэ, и что я буду принадлежать ему. А еще… когда я заглядывала в то озеро, я видела, как что-то темное мелькнуло за тем щитом. Мелькнуло — и пропало, больше не показывалось…
Воцарилось дoлгое молчание — такое долгое, что я не выдержала и, кряхтя, с трудом повернулась на другой бoк, лицом к дракону. Он смотрел на меня совершенно неподвижным взглядом, лицо окаменело.
— Арктур? — несмело позвала я, — ты рассердился?
Он дернулся, как будто я вырвала его из глубоких размышлений. Затем медленно провел подушечками пальцев по моему лицу, обрисовывая его контуры.
— Арктур… — душу царапнул страх.
У дракона был такой вид, словно я только что сообщила ему нечто совершенно ужасное.
— Мы поженимся завтра же, — вдруг сказал Арктур, — мы не будем ждать месяц. Скажи… я не противен тебе? Ты станешь моей добровoльно?
Опешив, я не знала, что и сказать. Только вот под ложечкой противно заныло. Происходило что-то неправильное, некрасивое, неприятное…
— Арктур… скажи, ты знаешь, что такое «лиан-тэ»?
Он положил ладонь мне на щеку, невероятно нежное, сладкое прикосновение. Арктур не был мне противен. Скорее всего, он даже успел мне понравиться — своими поступками, тем, что, как мне казалось, искренне пытался ценить меня не только как таури, но и как человека. Я не знала, люблю ли я его, и любит ли он меня… Но уже договорилась с собой о том, что любовь — это необязательно, хоть и хотелось. К тому же, как определить, есть эта самая любовь — или нет? Пресловутые бабочки в животе не порхали… вроде бы не порхали. Но находиться рядом с Арктуром все равно было очень приятно.
— Ты станешь моей добровольнo? — не слушая меня, повторил он, — если мы поженимся завтра?
Я окончательно запуталась. Пожала плечами.
— Д-да… наверное…
— Замечательно, — он, как завороженный, не отводил взгляда, — а теперь, Кора, я расскажу тебе, кто такие лиан-тэ. Я хочу быть с тобой честным до конца.
— Ты говоришь так, что мне становится страшно, — пробормотала я, отводя взгляд.
— Ты права, здесь есть, чего бояться.
Он усмехнулся, а в золотых глазах я вдруг увидела нечтo вроде жалости. Но почему?
— Вот, послушай, — начал он.
И я услышала.
Надо сказать, Арктур в самом деле был со мной честен до конца, или мне хотелось так думать. По крайней мере, он не пытался увиливать, не пытался сглаживать острые углы. Говорил, как есть.