Мой худший друг

– Ты – нет, – улыбается, – а Катюха – да.

Азарин бросает прищуренный взгляд на сестру.

– Я ее не звала. Тим, правда…

– Да ладно вам. Видели бы вы свои лица. Шутка. Мимо шла, заметила вас, решила поздороваться.

Яна неестественно смеется. Цепляет меня взглядом, и ее губы расплываются в кровожадной улыбке.

– А вы не вместе? – снова смотрит на Тима. – Не простила, что ли? – морщит нос. – Арин, ты извини, но он сам. Я не хотела ничего такого…

– Вон отсюда пошла, – снова Азарин, уже не скрывая агрессии.

– Фу, как грубо. Но ты же знаешь, грубость меня заводит.

Тим делает рывок и поднимается на ноги.

– Стоп! – Данис толкает Азарина обратно на диван. – Яна, иди отсюда, а?

Они продолжают словесную перебранку. Опускаю взгляд. Щеки пылают от подкатывающего стыда. Нужно было сидеть дома.

Поднимаюсь с дивана. Движения получаются резкими. Я задеваю рукой бокал и опрокидываю на себя остатки льда и мохито.

На платье красуется пятно. Подол прилипает к ногам, но вряд ли это сейчас важно.

Главное – уйти отсюда. Просто исчезнуть. К счастью, я здесь мало кого интересую.

Толкаю стеклянную дверь ладонями и жадно хватаю воздух. Меня немного потряхивает. Губы дрожат, и пальцы, кажется, тоже. Сердце снова пронзает острая игла боли. Прижимаю ладонь к груди, словно это поможет.

Сразу чувствую его присутствие. Хватает мгновения. Он вышел, и я его почувствовала.

В глазах слезы. Но сегодня мне плевать. Пусть видит меня жалкой, разбитой, слабой, заплаканной… Вот такой. Пусть видит, как мне больно.

Больно из-за его глупого, необдуманного поступка. Из-за этой дуры, которая возомнила, что имеет право говорить все то, что она там несла.

Всхлипываю и делаю шаг назад. Не хочу, чтобы он подходил, и одновременно желаю этого больше всего на свете. Мне нужно, чтобы он сказал, что все это неправда. Что все это затянувшаяся шутка. Сказал и обнял.

Тим приближается. Сокращает расстояние между нами. Смотрит сверху вниз.

– Ты рад? – смотрю на него затаив дыхание. – Мне больно… Ты всегда хотел сделать мне больно, – кусаю губы. – У тебя получилось.

Он молчит. Смотрит, играет желваками и молчит.

А мне, мне хочется кричать, впервые за все время, мне хочется орать, обвинять, драться… Не знаю. Я устала молчать. Устала держать все свои обиды в себе.

– Я звонила, я думала, ты разбился, а ты просто сбросил звонок. Просто проигнорировал. Обида, правда? В таких вещах нет места обиде! Когда дело касается жизни, плевать на обиды! – Со всей силы толкаю его в грудь. Он отшатывается на пару сантиметров.

Мы стоим посреди улицы. Я реву, Тим придерживает меня под локоть. Вокруг люди ходят, солнце печет. И платье у меня мокрое, а еще ноги подкашиваются, потому что я перенервничала.

– Я…

Он выдыхает, а потом ослабляет захват.

– Извини, – говорит совсем тихо. Отстраняется. Я не чувствую больше его пальцев. Не чувствую…

Всхлипываю, а он уходит. Просто идет к своей дурацкой машине. Тот самый монстр с тонированными стеклами, в котором все это началось.

Смотрю Тиму в спину не моргая. Слов нет. Ничего нет. Я никого вокруг себя не вижу и не слышу.

Чувствую, как по щекам катятся слезы. Ноги не держат. Каблуки зачем-то надела… Красивой хотела быть. Зря. Дура. Какая же я все-таки дура.

Медленно опускаюсь на пыльный асфальт прямо в белом платье. Все равно уже.

Ненавижу его. Я так сильно его ненавижу. Почему именно он? Мой кошмар детства наяву. Убил меня. Растоптал. Чертов бугимен!

Роняю лицо в ладони и снова захожусь плачем. Давлюсь собственными слезами.

– Встань, – его голос. Снова слишком близко.

Сначала голос. Потом руки. Он подтягивает меня наверх, отрывает от земли.

– Арина!

Поднимаюсь. Нехотя, безвольно. То, что до машины он тащит меня на руках, я, конечно, замечаю. Вцепляюсь в его плечи и дышу с ним одним воздухом, продолжая реветь.

Тим сам меня пристегивает и отодвигает сиденье чуть назад. Достает бутылку воды из подстаканника.

– Попей.

Забираю у него минералку. Сжимаю пластик дрожащими пальцами и снова всхлипываю. Делаю пару неряшливых глотков и начинаю икать.

– Я такси себе вызову.

– Сиди тут, – бросает раздраженно и заводит двигатель.

Снова икаю и задерживаю дыхание. Виски́ будто иголками пронзает, еще немного, и голова лопнет. Зажмуриваюсь. Потому что солнечный свет, попадающий даже через тонированное стекло, раздражает сетчатку.

Азарин выезжает за город. Домой меня, видимо, везет. Вот как я туда приду? В мокром платье и с зареванным лицом?

– Останови где-нибудь на въезде в поселок. Я пройдусь, – бормочу и смотрю на свои пальцы.

Тим кивает. Минут через десять и правда притормаживает через сотню метров от КПП.

Тянусь к ручке двери, но он оказывается проворней. Перехватывает мое запястье.

– Посиди десять минут. У тебя тушь потекла… – протягивает пачку влажных салфеток.

– Спасибо.

Пока я включаю фронталку и оттираю черноту под глазами, Тим сидит молча, прилипнув затылком к подголовнику. Глаза закрыты. В машине тихо. Музыка не играет. Все, что мы оба слышим, это его рваное дыхание и мои периодические всхлипы и шмыганья носом.

Кладу салфетки в дверной карман. Телефон засовываю обратно в сумку и прилипаю к спинке кресла.