Мой класс

— У меня, знаешь, не на букву «Н», — сказал он.

— А на какую?

— Признавайся, чего уж тут! — сказал Кира.

— Да что… известно, какой у меня недостаток.

— Кому известно?

— Марине Николаевне известно, — покосившись в мою сторону, негромко сказал Федя.

Кира и Федя ушли от меня в этот вечер очень довольные. Но история Шуриной марки на этом не кончилась.

«Хорошо придумал»

Иногда в большую перемену мальчики развлекались игрой, которая называется «Зверь — птица — рыба». Все становились полукругом, и водящий ровным голосом выкликал: «Зверь — птица — рыба! Зверь — птица — рыба! Зверь…» — и вдруг, указав на кого-нибудь пальцем, кричал; «Птица!» и быстро считал до трёх. За это время надо было назвать какую-нибудь птицу (или зверя, рыбу). Если, скажем, воробья, щуку или тигра раз назвали, повторять было уже нельзя.

Многие ребята быстро исчерпывали свой запас названий.

— Пума! — говорил Румянцев.

— Уже говорили пуму.

— Росомаха! — пытался спастись Володя.

— Я называл росомаху! — возражал Толя.

И только Серёжа Селиванов был неистощим.

— Турач! — кричал он.

— Это что? Разве есть такая птица?

— Есть. Она вроде фазана.

Или:

— Чо!

— Как так «чо»? Такого зверя нет!

— А вот и есть! Это красный волк. Он поменьше обыкновенного волка и, как лиса, рыжий. И хвост у него лисий — длинный и пушистый.

Серёжины зоологические «новинки» так часто вызывали удивление и недоверие, что он стал объяснять их сразу, не дожидаясь вопросов.

— Птица! — кричал ему водящий.

— Кеклики! — отвечал Серёжа и поспешно прибавлял: — Горные курочки.

— Зверь!

— Сивуч! Морской лев, огромный! Бывает, весит целых девятьсот килограммов. Ростом четыре метра, в обхват — три.

Раз, когда надо было назвать птицу, он сказал совсем уж неожиданно:

— Синяя птица!

— Это только в сказке, — возразил Горюнов.

Но Серёжа сказал, что синяя птица и на самом деле существует. Это лиловый дрозд. У него лиловое или тёмно-синее оперение, и он так и называется: «синяя птица». Живёт он на Кавказе, селится у снегов: «Куда снег, туда и он. Зимой спускается пониже, а летом забирается высоко в горы».

Застать Серёжу врасплох было невозможно; зверей и птиц он знал хорошо — не только по-книжному, по именам: знал их повадки и характеры. Я и раньше знала, что отец его охотник, что Серёжа всё детство провёл в деревне и теперь с нетерпением ждал лета.

Когда мы попадали в лес (осенью — за грибами, зимой — на лыжах), Серёжа чувствовал себя, как дома: он отлично знал грибы и находил их, как никто из нас; как-то он заметил на снегу заячьи следы и с увлечением объяснил, почему знает, что тут пробежал именно заяц, а не кто другой.

Первое время Серёже казалось, что над его пристрастием ко всякому зверью смеются, как над пустой, нестоящей забавой. Но однажды, ещё в прошлом году, я принесла ему книгу «Мои четвероногие друзья». Прочитав её, он стал с восторгом рассказывать про свою собаку Трезора. Потом я дала ему «Остров в степи», записки Дурова, книгу Пришвина. Он зачитывался этими книгами и в нескольких строчках пересказывал их содержание в нашей синей тетради (это была уже новая тетрадь, но тоже в синем переплёте).

Однажды на уроке, когда речь шла о пословицах, он вдруг сказал:

— А не все пословицы правильные. Вот говорят «Как волка ни корми, он всё в лес смотрит». Необязательно в лес. Волки и в болотах живут, и в степи, и в пустыне, лишь бы там разводили скот. И ещё есть пословица: «Дерутся, как кошка с собакой», а у нас Трезор очень дружил с Васькой.

Никто в классе не читал с таким выражением стихи Некрасова:

Плакала Саша, как лес вырубали,

Ей и теперь его жалко до слёз.
Сколько тут было кудрявых берёз!

Там из-за старой, нахмуренной ели
Красные гроздья калины глядели,

Там поднимался дубок молодой…

Читая напамять, Серёжа обычно смотрел в окно, и я уверена, что он живо представлял себе всё, о чём рассказывал поэт.

— Марина Николаевна, вы любите кошек? — спросил он как-то. — Неужели не любите? Да почему же? Они хорошие и всё понимают. У нас Васька больше всех любит мою маму. Он её в передней всегда встречает, ходит за ней, как собака, ласкается. А умный какой! Он даже служить умеет. Мы его, когда учили, не наказывали, не пугали, а всё лаской, и он в четыре дня научился. И не ворует. Вот ставьте перед ним хоть молоко, хоть мясо — он ни за что не тронет, только жмурится и отворачивается, чтоб не завидно было.

Как всякому, кто горячо, искренне чем-нибудь увлечён, Серёже хотелось делиться своими знаниями и наблюдениями. Ребята охотно слушали его «звериные рассказы». Сочинения на вольную тему Серёжа всегда писал о животных или о птицах.

Посмотрев коллекции Киры и Андрея и наслушавшись разговоров о марках, Серёжа предложил:

— Давайте всем классом собирать!

— Всем классом нельзя. Марки всегда собирают в одиночку, — возразил Морозов.

— Почему это? Давайте так: я буду собирать марки, на которых есть животные…

— Зоопарк в альбоме, — подсказала я.