Мой ласковый и нежный мент

Людмила зарывалась лицом в подушку, зажимала в зубах наволочку, чтобы не выдать себя ни стоном, ни всхлипом, потому что как ни старалась, но постоянно словно наяву видела перед собой лицо человека, которого так безоглядно решилась полюбить. И чаще всего в тот момент, когда он застегивал ее сережку в новогоднюю ночь на ледяной, раскатанной детьми горке… Именно тогда она почувствовала его любовь, непритворную и такую же сумасшедшую, именно эти мгновения заставили ее окончательно потерять голову и уступить человеку, одно воспоминание о котором приносит ей невыносимые страдания, гораздо большие, чем мысль о возможном уродстве…

Каждый вечер, по уже устоявшейся привычке, она смотрела на часы и отмечала про себя: шесть вечера… У Барсукова закончился рабочий день, но он наверняка не ушел из кабинета, и его окна, три окна на втором этаже, будут светиться до ночи, если не случится ничего серьезного, а если случится, то и позже, возможно, и до самого утра…

В десять вечера свет в палате выключали, и теперь уже в темноте она себе представляла, как Денис приезжает домой… Костя давно спит, Максим Андреевич кормит сына ужином… Потом они сидят на кухне, курят в открытую форточку, обсуждают события за день… Людмила привычно вздыхала. Максим Андреевич вряд ли догадывается, во что переросли их отношения. А если догадывается, то осуждает ли Дениса? И как относится к тому, что она не желает видеть его сына?..

Соседки, бойкие и разговорчивые деревенские бабенки, поначалу пытались откровенничать с ней на различные житейские темы. Но в ответ на их ежедневный треп о мужьях, детях и свекровях, соседях и начальстве Людмила большей частью отмалчивалась, загораживалась газетой или журналом, в результате прослыла в глазах теток гордячкой и задавакой, но это ее даже обрадовало, по крайней мере на нее перестали обращать внимание и не лезли с выводившими из себя расспросами.

Иногда она подходила к окну, садилась на широкий подоконник и наблюдала за автомобилями, что сновали мимо больничного корпуса сутки напролет. Вскоре это превратилось в своеобразную игру. Она загадывала желание на определенный цвет или марку автомобиля и несказанно радовалась в душе, когда из-за поворота выскакивала нужная машина. Но все эти желания были так себе и исполнились бы и без этих дополнительных усилий, но ни разу ни одного желания, которое хотя бы слегка касалось Барсукова, она не загадала. Вернее, боялась загадывать, потому что знала, какой силы будет разочарование, если загаданное не исполнится… И ведь прекрасно понимала, что это детская забава, но все-таки…

Но в последние перед выпиской выходные дни ее ожидали два сюрприза, два визита, совершенно неожиданные, но ознаменовавшие некоторые перемены в ее судьбе. Причем на второй, воскресный, она не только не надеялась, но даже представить себе не могла, что подобное может случиться…

В субботу, как обычно с утра, ее навестили Славка и Антонина. Брат похудел и осунулся, пиджак висел на нем, как на вешалке. И Людмила подозревала, что это не следствие хронического недоедания: уже с первого класса, если не раньше, он мог приготовить себе вполне съедобный обед, а к окончанию школы научился жарить не только яичницу, но и картошку с мясом. А в те дни, когда Людмила уезжала в тайгу или в город, варил приличные борщи и рассольники. Взялся как-то за холодец, но нечаянно заснул. В результате мясо и свиные ножки превратились в угли, а на кухне пришлось устроить внеплановую побелку потолка…

Так что не голод был причиной, а наверняка то самое письмо от Светланы. Но это были лишь догадки, а подтвердить или опровергнуть их даже Антонина не сумела, потому что Славку видела редко и поговорить с ним удалось только в автобусе, за время пути до города.

На этот раз и Антонина, и Славка странным образом спешили: быстро сообщили школьные и деревенские новости и уже через четверть часа стали прощаться. Как выяснилось, Барсуков совершенно случайно оказался в городе по делам и обещал довезти их до Вознесенского на своей машине. Причем Антонина сказала об этом абсолютно спокойно, без обычных подковырок в ее адрес, возможно, постеснялась при Славке или уже отступилась от своей несговорчивой подруги. Людмила в ответ чрезмерно весело попрощалась с ними, но по той лишь причине, что изо всех сил пыталась скрыть разочарование и… обиду. Наконец она поняла, что Барсуков уже никогда не навестит ее…

Но следующие посетители, хотя и на короткое время, развеяли ее дурные мысли, потому что впервые за эти дни ее навестили Максим Андреевич и Костя. И когда дед и внук возникли на пороге, она от неожиданности чуть не потеряла дар речи, но, главное, сердце вдруг забилось где-то в горле, и ей показалось, что вместе с голосом она потеряла и способность дышать. Неужели Барсуков решился наплевать на собственные принципы и все-таки приехал повидать ее?