Мой ласковый и нежный мент

– Да кто там этими лицензиями занимался? Их уже потом для строгости и порядка сочинили. Ну, скажу тебе, трудно отвыкать от охоты, ох трудно. Шалил и потом, когда лицензии ввели и когда охрану поставили… А вот уже после перестройки попался раза два. Самогоном, тогда сухой закон были, едва-едва откупился, и пришлось завязать. Перестал я ходить в одиночку. Потом один малый познакомил с такими людьми, что ничего не боятся. Вот и стал шастать вместе с ними вроде законного егеря при высоких охотниках. – Бородач перевел дыхание и сделал глоток из бутылки. Закусывать не стал. – Приедут из городу или району господа хорошие, стрелить им ведьмедя желательно или пару-тройку маралов завалить требуется, а одним в горы идти боязно. И ко мне, значит, подъезжают. Давай, Сашка, поедем, загонишь на нас ведьмедя или на маралов наведешь. И заплатят хорошо, да еще несколько бутылок выставят. С такими-то грех не пойти. Едем, загоняю, они – пах-пах! – и мимо, а я опять же выручаю своим винтарем. Так вот и бивал, и ведьмедей, и маралов, и сокжоев, а уж сколько косуль да коз добыл, так и вообще море немереное, поле некошеное… Слух обо мне далеко прошел. За Сашкой-охотником и с Красноярска присылали, и из Новосибирска даже, а несколько раз гостей из Москвы обихаживал. Довольные уехали! – Он шмыгнул носом. – Без меня господа эти в тайге сразу бы, на первой же версте потерялись! А я что? Я тропы знаю, все берлоги у меня на учете, приведу их на место, по номерам расставлю, стреляй не хочу. Ведьмедь с лежки или с берлоги тольки на дыбки поднимется, стреляй – и вся недолга, они и зачинают палить, а я его тоже на мушке держу. Им приятно, когда безопасность рядом, а мне от их радости тоже перепадает.

– Вон вы какой знаменитый! – Денис подчеркнуто уважительно посмотрел на бородача.

– Ну уж и знаменитый… – Сто Пятнадцать Ведьмедей впервые открыто глянул на собеседника, остался доволен, но уточнил: – Так вы это… насчет того, чтобы… пальнуть?

– Пока только приглядываюсь. Да и лицензии еще нет.

– А то можно и сходить. Я тут знаю одного шатуна, он у нас овец задрал в прошлом годе. Стрелил я по ём два раза, да маху дал, видно, рука дрожать зачала от неврозу. Такой шатун огромный, у кого хошь рука задрожит, если от страху не отвалится.

Барсуков поднялся с бревна и спросил:

– Сейчас, наверное, мало охотников приезжает, я имею в виду тех, кто ничего не боится? Строго для них стало. Или нет?

– Как сказать! – Кряхтя, бородач поднялся следом. – Для кого как! Реже, конечно, но приезжают. Моложе стали охотнички-то, и винтари у них не нашенские, и машины… А стрелки аховые, как и те… ранешние. – Он махнул рукой. – Да мне что с того? Платят, и ладно. А насчет строгости ты прав. Строгости больше стало. Слышал я, тут недавно нескольких в заповеднике поймали на незаконке. Говорят, даже срок кое-кому грозит?

Барсуков пожал плечами, отвечать не стал, лишь уточнил:

– Так у вас сто пятнадцать медведей на счету? Завязать не хотите?

– Да-а, ведь как оно сказать… А може, и еще добавлю. Было б здоровье, глядишь – и подъедут какие важные. А им без дядьки Сашки никак нельзя. Призовут на службу, как тут отказаться?

Сто Пятнадцать Ведьмедей достал кисет, протянул Барсукову. Денис отказался. Тогда дядька Сашка закурил сам. Дым крепчайшей махорки даже видавшего и курившего всякое Барсукова заставил отвернуться и закашляться.

– Ну и махра у вас! – сказал он весело.

– Сам готовлю, томлю, понимаешь, в погребе. Не тольки ты вот закашлялся, эту махру даже ведьмеди как огня боятся. Они от нее за семь верст убегают.

– А вы их потом что, на вертолете догоняете?

– Не-е-ет! – засмеялся бородач. – Я перед охотой несколько дней не пью и не курю, дух выветриваю, чтобы зверь не учуял.

Он опять засмеялся и так, посмеиваясь, снял шапку, почесал лысину и, не попрощавшись, зашагал в деревню. Барсуков остался на берегу.

Из-за кустов ивняка он увидел: Сто Пятнадцать Ведьмедей остановился у крыльца дома, крытого блестящим алюминиевым шифером, и долго возился с замком, пока открыл его.

И у Дениса отпали последние сомнения: это и был Александр Викентьевич Потрошилов, у которого Иван Цымбарь приобрел за пять литров спирта «маузер» пропавшего без вести Асхата Эгерлы.

Он достал сигарету, раскурил ее и, заложив руки в карманы дубленки, медленно и слегка вразвалочку направился к дому Потрошилова.

* * *

– Я люблю его, люблю его, люблю… – повторяла про себя Людмила раз за разом, а потом как заклинание: – Но его нет, нет, нет… – Спохватившись, она привычно ругала себя за то, что разбрасывается словами, на самом деле она совсем его не любит, просто вступило что-то в голову, наваждение какое-то, от которого она тут же избавится, как только он появится на пороге… и опять мучительно морщилась: ну когда же он все-таки появится? Обещал ведь прийти…