Мой ледокол или наука выживать

…Нина же получила мою комнату после того, как я уехал в Израиль. Будучи в Ленинграде, я зашёл к себе домой вместе с Рахелью, моей женой. Порозинский давно умер. Нина жила в моей комнате. Родительская мебель ещё осталась. Нина мялась, мялась, а потом спросила, не собираемся ли мы забрать мою комнату обратно. Я ответил вполне серьёзно, что нет, не собираемся. Нина вздохнула с облегчением. Я показал Рахели нашу коммунальную кухню, туалет и тот самый коридор, где состоялся наш с Сашей спектакль. Затем популярно объяснил Рахели, откуда у меня взялся «туалетный комплекс». Он выразился в том, что количество туалетов в нашем доме в Израиле соответствовало числу живущих в нём.

В добавление ко всем моим личным проблемам с выездом, нашу семью постигла настоящая большая беда. Позвонила мама и сказала: «Срочно приезжай, с папой что-то происходит». Я помчался к родителям. Когда приехал, мама отозвала меня в сторону и сказала, что с папой происходит что-то непонятное. Вроде всё нормально, но ведёт он себя как-то странно. Я стал разговаривать с отцом, а потом замолчал и перешёл в другой конец комнаты. Он продолжал отвечать мне, глядя на то место, где я находился минуту назад. Я воскликнул: «Папа, ты ослеп!» Он сначала отпирался. Потом признался, что он действительно не видит. Своё отрицание мотивировал тем, что не хотел волновать маму. Оказалось, что, проснувшись утром и почувствовав, что ничего не видит, он решил, прежде всего, не создавать панику и не волновать маму. Отец поставил перед собой бритвенные принадлежности, зеркало и стал бриться. Брился он, конечно, на ощупь, делая вид, что смотрится в зеркало, стоящее на столе. Мы побежали к врачу. Врач осмотрел отца и объявил нам, что отец ослеп в результате резкого повышения кровяного давления, то есть получил «удар».

Происшедшее объяснялось последними нервными передрягами. Мы все очень расстроились. Я чувствовал в этом свою вину. Отца я очень любил, и для меня всё это было невыносимо. Вернувшись домой, я неожиданно получил телефонный звонок из ОВИРа, что меня лишают гражданства и предлагают покинуть СССР.

 

Глава 23

ПОСТИЧЬ НЕВОЗМОЖНОГО

Несчастье, случившееся с отцом, застало меня неподготовленным. Я всё время готовил себя к функции главного пострадавшего. Уверив самого себя, что цена моего отъезда, если таковая появится, будет оплачена мной. Я поехал к родителям, рассказал о получении разрешения на выезд, заявив им, что принял решение остаться здесь. И что оставить их в таком положении не могу и не хочу.

Отец категорически возразил против этого решения и потребовал от меня немедленного оформления документов и отъезда. Отец мотивировал это жёстко и прямо. Он сказал: «Ты сегодня — наше слабое звено, а не я. То противостояние власти, которое ты создал, принесёт нам всем больше горя, чем моя слепота. Ты должен оставить Россию. Мы присоединимся к тебе через некоторое время. Подготовишь почву в Израиле. Чем ты можешь помочь нам здесь?! Ты же не врач. Уезжай!» С точки зрения логики, папа был прав.

Я начал оформлять документы. Мне надо было сдать паспорт, заплатить за лишение гражданства, уволиться с работы, сдать квартиру и прочее.

«Сосуды» стали сообщаться. Прибежал Порозинский из домоуправления, крича, что этот еврей нас обманул. Он скандалил каждый вечер, и я боялся, что из-за него, в последний момент, могу всё-таки попасть за «бытовуху». Он не был до конца уверен в своей правоте, немного ещё побаивался меня. И это его сдерживало. Я был абсолютно уверен, что в момент упаковки или распродажи вещей Порозинский со своими друзьями-уголовниками атакуют меня. Это было единственным, чего я ещё остерегался в России. Порозинский целыми днями сидел на кухне и наблюдал за моей дверью. Я принял решение вещей не распродавать и не забирать с собой. Во-первых, потому что у меня уже не было времени. Во-вторых, мне не хотелось драки, милиции и ареста в последний момент. В-третьих, я просто хотел начать новую жизнь с чистой страницы. Одно дело мне всё-таки удалось сделать. С другом Валерой, на его машине, мы отвезли на главпочтамт 100 посылок с моими книгами (пять килограммов каждая посылка). Это была самая большая ценность, находившаяся в моём владении. Мы отправили посылки к родственникам в Израиль.