мой ледокол или наука выживать

Ведь именно, это — понятие справедливости и равенства, всегда лежали в основе борьбы евреев с самодержавием и антисемитизмом. Здесь в Израиле, в нашем собственном государстве эти понятия игнорировались и затмились персональными интересами, алчностью и пренебрежением к чести и достоинству своих братьев по крови.

Хоть мы, евреи и не распинали Иисуса Христа, но душу из него могли вывернуть, безусловно...

Глава 33

ВОИHCKOEБРАТСТВО

Жизнь продолжалась. Теперь она, как у всех израильтян, делилась на две неравные части — гражданскую и военную.

В личной жизни у меня ничего не менялось. Я, честно говоря, не очень хотел жениться. Да мне было не так уж и плохо. Наша семейная легенда говорит, что с моей будущей женой, Рахелью, я познакомился случайно. Однажды мне понадобилась дрель. Попросил своего приятеля одолжить мне её. Он дал дрель, с условием, что я заеду познакомиться с девушкой.

Девушку звали Рахель. Она жила рядом с местом моей работы в Лоде, что мне, как человеку рассудительному, и приглянулось. Однако вскоре мы поженились. Это было сделано тихо — в синагоге, в присутствии близких друзей и родственников.

Рахель стала моим другом по жизни и моим счастьем. Отличительная её черта заключается в том, что она очень надежный человек. Рахель служила в израильской армии, в артиллерии, куда попала после долгих усилий, вопреки желаниям родителей, будучи единственным ребёнком в семье. Она тонко чувствует партнёра и друга. В нужную минуту умеет мобилизовываться, не задавая лишних вопросов. Это очень ценная в жизни черта, свойственная израильтянкам. dav

Однажды мы ехали в машине и заблудились, попав в какую-то арабскую деревню. Вокруг крутились странные личности и обстановка становилась нервной. Я не успел сказать Рахели ни слова, как она вытащила пистолет, взвела курок и быстро, но спокойно произнесла: «Скажешь, когда стрелять». Мне очень понравилось, как она реагировала на опасность, появилось чувство гордости за свою жену.

Через год у нас родилась дочка Фани. Когда Фани исполнился год и Рахель была на последних месяцах беременности Яэлью, началась Первая ливанская война. Меня призвали ночью. Вторая беременность Рахели была тяжёлой. Она была ограничена в передвижении, что особенно неудобно при наличии годовалого ребёнка. Помогали все, кто мог. Рахель вела себя необыкновенно стойко и мужественно.

Ливанская война продолжалась три года. Это была моя первая полномасштабная война и первое путешествие за границу. Бейрут также стал первой столицей иностранного государства, которую я видел. Наша служба была периодической. Мы воевали, потом нас сменяли, и мы возвращались домой на работу и к семье. Виды армейской деятельности тоже менялись. Служба на боевых машинах сменялась сторожевой. После долгого перерыва я снова увидел снег. Для ребят, родившихся в Израиле, снег был явлением новым и непонятным. Когда я показал им, как натирать уши снегом, чтобы не мёрзли, они побежали к врачу спрашивать, не сошёл ли я с ума.

Когда Фани было лет пять, она спросила меня: «Что такое снег?» Я подошёл к морозильнику, открыл его и показал ей иней. Она потрогала его, покрутилась, покрутилась, а потом осторожно спросила: «Сколько же в России холодильников?»

Одним из самых интересных моментов службы в Ливане была охрана лагеря военнопленных «Ансар». Там находились террористы всех мастей. Их делили на две группы. В коричневые комбинезоны были одеты боевики, захваченные «с кровью на руках», в синих комбинезонах — те, кто ещё не убивал. В лагере я в первый раз увидел наших врагов вблизи. Многие говорили по-русски.

Оказалось, что часть из них учились в Москве и Ленинграде. Были такие, которые считали себя идейными коммунистами. Я очень удивился гуманности, с которой наши военные власти относились к пленным. Около лагеря крутились молодые шведки и голландки, представительницы Красного Креста. Мне приходилось каждый день сопровождать их с нашими солдатами вовнутрь лагеря. Они скрупулезно проверяли доставку газет арестованным и предъявляли нам претензии, если газеты были старые.