Мой ледокол, или наука выживать

— Хорошо, Джон, я жду.

— Леонид, Вы знаете, конкурс — да существует. Я просто о нём не знал. Но конкурсных документов на английском языке нет.

— Джон, мне не понятно. Вы утверждаете, что ведёте всю техническую документацию на русском языке. Если это так, то как вы выполняете свои функции Вице-президента по инженерно-техническому обеспечению авиакомпании без знания русского языка? И, вообще, как Вы сумели перевести все документы «Боинга» на русский язык? Как вы осуществляете связь с «Боингом»?

Джон ещё некоторое время что-то невнятно мямлил. На этом наш разговор закончился. Через два дня я написал официальное письмо в адрес руководства казахской авиакомпании.

После получения моего письма разразился сильный скандал. Конкурс остановили и отложили. Мы получили все необходимые конкурсные документы. Джона уволили, заменив другим англичанином, с которым я продолжал работать. Мы до сих пор сохранили дружеские отношения.

Я любил свою работу. В ней всегда много места для свободы, творчества и генерирования идей. Это ведь очень интересно — придумывать свою концепцию бизнеса, разрабатывать её и доводить до победы, при этом... не рискуя собственными деньгами.

За мной стоял огромный государственный Концерн, внушающий уважение всему миру. Конечно, у Концерна свои проблемы, связанные с его величиной и бюрократией. Но преимуществ несравненно больше. Да и территория, на которой я работал, мне близка и понятна. Словом, это интересное, творческое и высококачественное время моей жизни. Благодаря работе, я встречал людей, с которыми никогда в жизни не сумел бы познакомиться.

За эти годы пришлось повидать многое и необычное. Мне посчастливилось быть одним из первых израильтян, поклонившихся могиле Рабби Нахмана в Умани. Это произошло в начале 90-х годов, когда после переговоров в Эфиопии и счастливого приземления в Джеде, я обещал своему американскому адвокату Полю Эпштейну привезти его на могилу Рабби, о которой мне тогда ничего не было известно.

Через полгода после данного обещания нам с Полем удалось под эгидой украинского полковника прорваться через полицейские кордоны из Киева в Умань. Мы с большим трудом нашли место. Украинские крестьяне не знали, что это такое. Могила Рабби возвышалась на краю обрыва. Никого и ничего около неё не было. Поль прочёл молитвы. Я повторял за ним. Полковник тоже принял в этом участие, хотя мало понимал, что делает. После посещения Умани, Поль сказал, что мы свершили большую «мицву», которая нам с ним зачтётся.

Я видел, как мечет красную икру рыба на Сахалине. Я был также единственным европейцем, находившимся среди туркмен на параде в честь дня рождения Туркмен-баши, когда ему вручали народные подарки.

Мне приходилось бывать в центре ГУЛАГа в Сыктывкаре. Там я получил самое неожиданное и невероятное в моей жизни предложение развлечься. Это произошло в самом начале развала СССР. Директор авиакомпании в Сыктывкаре хотел сделать мне приятное и предложил остаться на два дня, чтобы присоединиться к нему и посетить его любимое место развлечений. Речь шла о сауне, находившейся в женском уголовном лагере. Он долго и с воодушевлением описывал мне сей вид развлечения, но я отказался. Это было самое экстравагантное и неприемлемое для меня предложение, которое я когда-либо получал.

В конечном итоге, время, посвященное развитию бизнеса в русскоговорящих странах, я вспоминаю с удовольствием и считаю его одним из самых интересных и качественных периодов моей жизни.

Глава 37 Как мы «рулили» партию

Я никогда не был членом политической партии. Слово «партия» вызывало у меня всегда лёгкую тошноту и отторжение. Про КПСС и говорить то нечего. Но когда, по приезде в Израиль, мне стали совать опять красную книжицу — вообще потерял дар речи. Ещё в Центре абсорбции стали появляться всякие странные личности, представляющие какие-то сумасбродные политические идеи. Я всегда чувствовал жалость к этим людям, явно не понимающим того, в чём они пытались убедить других. Любую идеологию можно аргументировать и представить на суд человеческий, а потом люди могут её принять или отвергнуть.

Идеология похожа на философию, в том смысле, что это интеллектуальное упражнение для мозгов. Проблема не в ней, а в служителях и носителях её. Люди, занимающиеся политикой профессионально, частично вызывают у меня жалость, иногда — презрение, и редко — уважение. Если человек действительно верит в ту идеологию, которую он проповедует, следует ей и готов положить себя на алтарь идеи, то он достоин искреннего уважения. Мне не так важно, что он проповедует. Это можно принять или нет. Важно, что он идёт по пути, в который он верит. Если выбранный путь соответствует гуманным и общечеловеческим правилам игры, его можно уважать. Я не люблю людей, которые пользуются политикой для достижения личных целей, используя удобную на данный момент идеологию. К сожалению, таких множество среди израильских политиков. Сам термин «политик» я не приемлю, так как считаю, что такой профессии не существует.