Мой лейтенант

— Забывать вообще ничего не следует. В этом суть нашего разговора. Боевая задача, с одной стороны, и материально-технические средства для ее выполнения — с другой. Я специально останавливаюсь только на этих двух аспектах, опуская другие для ясности. Тактическое решение операции исходит в основном, повторяю, из этих двух аспектов. Самым лучшим планом считается тот, который обеспечивает выполнение задачи минимальными средствами и в наикратчайший срок. Тогда нагрузки оправданы… Имеется в виду умелое распределение технических и огневых средств.

Клюев по-прежнему сидел в той же спокойной позе на своем месте. Он понимал, что Ликеев бросает свои упреки лично ему как командиру полка, он чувствовал по взглядам помощников, что те ждут его слова, и упорно молчал. Учения еще не кончились. Предварительный разговор мог, конечно, иметь более веское продолжение при заключительном обсуждении, при разборе, при отчете старшим начальникам. Возможно, Ликеев на это и рассчитывал. Но Клюев не хотел, не желал вступать сейчас в обсуждение этого вопроса. «Ах, товарищ Ликеев, товарищ Ликеев! Для вас, штабного работника, всегда существует лишь одно: выполнено ли и как? А для меня к этому прибавляется еще такой аспект: кем? Я командую людьми, я учу их, и мне очень важно, кто они есть сегодня, кто они — завтра и послезавтра, насколько готовы они морально и физически… Впрочем, к обсуждаемому эпизоду это не относится полностью. Речь идет о принципе…»

Однако обстановка при разговоре приняла какой-то тягостный характер, и майор Костин, не дождавшись Клюева, решил прояснить вопрос. «Будешь молчать — черт знает что навешают!»

— Мостоукладчики находились на левом фланге, где вышли на переправу, на которую мы не рассчитывали… Кроме того, если бы они поступили в распоряжение капитана Богачева, не насторожило бы разве это разведку противной стороны? Ведь в оперативной дерзости и состоял план выхода через болото, так сказать, традиционными методами…

— Возможно, возможно, — сказал сухо Ликеев и посмотрел в упор на Костина. — Хотя дерзость, в моем сегодняшнем понимании этого слова, носит иной характер.

Клюев глубоко вздохнул, лицо его впервые за все время разговора изменило своему обычному выражению невозмутимости. Остро заблестели серые глаза за припухшими веками. Клюев тут же склонил голову, как бы стараясь скрыть от других это свое новое выражение. Он смотрел в пол, в резиновую гофрированную дорожку, заменяющую коврик, а в глазах его вдруг заплескалась мутная зыбучая Даугава. Ему вдруг вспомнились разбитые понтоны, он увидел обломки досок и бревен, плывущие по реке. Доски поблескивали сахарной белизной на сломах. «Саперы под огнем навели переправу через Даугаву, а она взлетела на воздух. И тогда пришлось стрелковым батальонам… Мы взяли эту жуткую в своеволии реку, потому что иного выхода просто не было. Не было, не было… И мы взяли…»

Клюев сделал над собой усилие и выпрямился, и опять лицо его приняло прежнее выражение: все хорошо, будто никаких упреков не кидал ему Ликеев, будто не мигнула ему из далекого прошлого суровая холодная Даугава, все спокойно, идет обычный деловой разговор на тему, как и когда лучше применять приданные средства обеспечения. «Ах, товарищ Ликеев, товарищ Ликеев, все очень верно, о чем вы говорите. Очень даже верно, если видеть только одно направление нашей работы».

После совещания Клюев не стал сопровождать Ликеева. Он по своему долгому опыту знал: некоторые поверяющие при рассмотрении плана учений вырабатывают свою, «идеальную», схему действий подразделений и иногда невольно понуждают командира следовать этой схеме. Диктат не диктат, но что-то вроде дружеской рекомендации, к которой не прислушиваться рискованно. Клюев не любил опеки, не любил связывать себе руки — он поручил Ликеева начальнику штаба Костину. Шаров, как всегда немногословный, доложил: один бронетранспортер вышел из строя. Зампотех тут же добавил, как бы стараясь сгладить впечатление: «Один бронетранспортер… А вообще за технику я спокоен, так что не волнуйтесь». Клюев с удивлением поглядел на Шарова: почему он должен волноваться сейчас? Чего это Шаров успокаивает? Тут же догадался: результат выступления Ликеева. Ну что ж, и то хлеб. И невольно улыбнулся, представив, как Шаров сейчас начнет трясти своих подчиненных. И подумал добродушно: «Ничего, ничего. Пусть потрясет — полезно…»