Мой лейтенант

Колотов вошел в комнату и снова долго стоял у окна, раздумывая обо всем, что шевелилось внутри. Пять лет назад было проще: решил пойти в военное училище — и пошел. Его учили. От него требовали добросовестного отношения. Он старался, получал благодарности от начальства. Его одарил своей дружбой майор Кривенко — замечательный человек. И вот училище окончено. Он назначен в боевую часть. И как будто все началось сначала.

Тогда он отвечал за себя — теперь у него взвод. И надо думать, как вести боевую учебу, чтобы она дала больше пользы. Значит, тот же древний вопрос: как жить дальше? Чтобы не было потерь. Чтобы были радость, удовлетворение, счастье…

* * *

С того осеннего утра Колотов стал особенно внимателен к офицерам роты. Старинное правило — учись опыту у соседа, перенимай лучшее — открылось ему вдруг по-новому.

В роте лучшим считался взвод лейтенанта Жернакова.

Жернаков появлялся в казарме рано утром. Выглядел он так, как и должен выглядеть человек, призванный командовать людьми: суров, таинствен, сдержан. Внешне безукоризнен: щеки и подбородок тщательно выбриты, одежда выглажена, усы подровнены, волосы расчесаны на пробор.

Колотов почему-то всегда испытывал неловкость, когда разговаривал с Жернаковым. Он долго не мог понять причины, потом догадался: взгляд Жернакова. Разговаривая с Колотовым, Жернаков не смотрел прямо, а чуть мимо, куда-то на левое или на правое ухо. Ужасно неприятная манера.

С Колотовым Жернаков здоровался суховато: «Здравия желаю!»

А с Никоновым у него начинался маленький треп: «Как обстановка на сегодняшний день? Как прошел вчерашний бал у Газаева? Как чувствует себя достопочтенная Елизавета Никандровна?»

Никонов принимал игру, отвечал соответственно: «Обстановка лучше, чем год назад. Вчерашний вечер у прапорщика Газаева пили ваше здоровье. Елизавета Никандровна сожалела о вашем отсутствии и первый шейк танцевала с супругом».

«Вы танцевали шейк! А Газаев демонстрировал персональную лезгинку! И пили шампанское из лужанских погребов! Никогда не прощу себе такого промаха!»

Спустя несколько минут Жернаков менял тон:

— Мои занимаются в классе. А пульт управления не в порядке.

— Долго ли поправить!

— Я, конечно, поправил. Но это не моя обязанность.

— Скажи командиру роты.

— И скажу. Что думаешь — скажу.

Жернаков смотрел на Никонова, не возразит ли тот.

— Ох и смелый ты парень, Борис! — сказал Никонов.

— Ладно, ладно, без подковырок. Сегодня, между прочим, начштаба собирался к нам.

— Ну и что? Я сейчас на полигон.

— Как будто полигон за сто километров.

— Не за сто, но все же на расстоянии. А вот вы, голубчики, тут, рядышком.

Жернаков фыркал, однако доводы Никонова оказывали действие, он доставал из планшета конспект, листал, пробегал глазами страницы. Богачев считал, что у Жернакова лучшие конспекты в батальоне. Цветными карандашами тут все размечено по значимости. Красным — самое важное, синим — второстепенное, другие цвета — в зависимости от темы. Кроме того, Жернаков пользовался славой хорошего самбиста, говорили, что он неплохой пловец, ну и всей роте было известно, что во взводе у него высокий процент отличников.

По утрам Колотов и Никонов направлялись в казарменные комнаты, где размещались их люди, там выслушивали рапорты заместителей. Жернаков вызывал сержанта Гребенюка в канцелярию, и тот, иногда в присутствии командира роты, докладывал:

— За время вашего отсутствия никаких происшествий не случилось.

— Все здоровы?

— Все, товарищ лейтенант!

— Занятия в классе?

— В классе, товарищ лейтенант.

— Прицелами обеспечили?

— Обеспечил.

Богачев сидит рядом, спокойный, невозмутимый, склонился над столом и как будто не слышит разговора. Как будто занят своим делом. Но это лишь видимость: все видит, все слышит капитан Богачев. Еле заметная улыбка мелькнет иногда на сжатых губах: нравится ему Гребенюк, нравятся четкие ответы, по душе порядок в первом взводе, который ощущается даже на утреннем докладе взводному командиру.

— Гребенюк, — тихо позвал Богачев.

Ладная, поджарая фигура сержанта Гребенюка делает энергичный поворот на сорок пять градусов, то есть ровно на столько, сколько нужно, чтобы стать лицом к командиру роты.

— Слушаю вас, товарищ капитан!

— Вы вчера ходили к танкистам в парк?

— Так точно, товарищ капитал.

— Зачем?

— Молодых водил, — объяснил Гребенюк. — Через два дня обкатка танками. Пускай посмотрят.

— Понятно, — кивнул Богачев.

Спустя некоторое время Гребенюк, а потом и Жернаков уходят из канцелярии. Богачев смотрит задумчиво в окно, будто вспоминая что-то.

— Молодцы! — говорит он. — Молодцы, черт возьми! Мыслят!

Богачев, наверно, специально для них выражал свои эмоции вслух.

— Молодцы, черт возьми! — повторял он более громко и вставал со стула. Потом опять садился, поворачиваясь лицом к Никонову: — А вы мудрите, лейтенант!

Колотов понимал: комроты обращается к Никонову, потому что щадит его, новенького, необкатанного. Замечаний по его третьему взводу наверняка больше, но Богачев умалчивает о них из педагогических соображений.

Однако с лейтенантом Никоновым не так-то просто разговаривать.