Мой Ленинградский горный. Табошар урановый

А мы бегом к ручью и умываться там сразу стали,
Затем в постель, но долго еще ворочались, не спали,
Еще немного пошептавшись, заснули, а с рассветом встали,
Пока за лошадью ходил, все собрались и меня там ждали.

Подсел тихонечко в торец стола и я к троим друзьям.

Первым слово взял куратор и сердито нам сказал,
«За такой проступок грозит исключение из института вам!»
Но тут Валентин Богаткин, попросив слово, быстро встал.

И глазом не моргнув, собранию сказал:

«В обед начальник вокзала к нам на поле прибежал
И помочь спасти его работника за ради бога умолял,
Который только что в вагон с углем упал и там застрял».

Удивленно на него: такого ответа мы не ждали,

Но бодренько все тоже головою закивали.
И далее, войдя уж в раж, Богаткин продолжал:
«Спасти человека возражать никто из нас не стал.

Мы комсомольцы ведь, и туда сразу побежали,

И вскоре – там, а у бедолаги лишь уши из угля торчат,
Глазами хлопает, мычит, и мы скорей лопаты взяли,
И, чтобы вызволить его, пришлось вагон весь разгружать».

Куратор наш с ухмылкой слушал и его не перебивал,

Выдав эти перлы, Валентин Богаткин замолчал,
И какое-то время Николай Иванович думал, размышлял.
Опустив голову, мы ждали и наконец-то он сказал:

«Ну и хитро! Послушать вас, так медаль вы заслужили!

А мы турнепс почти весь собрали и в гурт сгрузили,
Но из-за отсутствия лошади с телегой в колхоз не вывозили.
Отстегал бы вас ремнем, если дети вы мои бы были.

Могу я и сам принять решение, как с вами поступить,

Но хочу услышать все же мнение собрания сейчас.
И ежели оно решит, что в комсомоле вам не быть,
То и я попрошу, чтобы из института исключили вас.

А теперь прошу с критикой их поступка выступать,

Активнее, пожалуйста! Кому первым слово дать?»
Мы, опустив голову, сидели, не могли глаз поднять,
Остальные тоже опустили, не хотели первым слово брать.

А некоторые исподтишка нам улыбаться стали,

Взбодренные взглядами, мы головы чуть выше приподняли,
Но наш проступок надо осудить, и вставали, осуждали,
А мы тут же голову к столу еще ниже опускали.

Так с полчаса мы головою туда-сюда мотали:

В поддержку нас – мы поднимали, ругали – вниз голову опять.
В последний раз ее подняли, когда вопрос собранию задали:
«Их исключим – а кто лошадь будет запрягать и распрягать?

А если Моисеева одного в комсомоле оставлять,

То почему остальных троих мы будем исключать?»
Все, задумавшись, затихли, Стенина слово стали ждать,