Мой Лерой

Ты можешь улететь, тебя я не увижу больше, 

Но что моё, останется со мной! 

И с губ моих ты поцелуй стереть не сможешь, 

На сердце зачеркнуть не сможешь «Мой Лерой!»

* * *

Моя мама никогда не желала мне такой участи.

– Что  это за работа – копаться всю жизнь в земле? – возмущалась она.

– Разве тебе не интересно, что скрывает эта толща?

– Нисколечки! – уверенно твердила она.

– Как ты можешь быть такой …, – я не нашла нужного слова, чтоб не обидеть ее. – Ты, как и все они! Вам, что, правда, совсем безразлично, чем эти люди дышали?!

Она подошла к окну и взглянула на причудливые пики гор, разбросанные по долине.

– Надеюсь, мы никогда больше не узнаем, чем они дышали…

Глава 1

Воскресенье

Долина наполнилась теплым пудровым светом. Мой сон всегда был чутким, и от самых первых петушиных криков я неизменно просыпалась. Бирюзовая дымка окутала одиночные горы с острыми набалдашниками – отличительный пейзаж моей родины –долины Гардокки. В приятной полудреме я прилегла на низкую кушетку у выбитого в скале окна. Этот новый сорт кофе был терпким, как я люблю, и бодрил гораздо больше прежних опытных образцов Франциско.

***

– Ленна, только представь, они пили кофе с содержанием кофеина в десять раз больше допустимого законом!

Я опустилась на каменную скамейку среди тонких лиан взращенных Франциско деревьев.

– Как такое может быть? Они, что не знали, чем это грозит?

Мой друг биолог поднял толстые очки и вытер усталые глаза.

– Они просто не хотели знать.

– Но повышенная выработка дофамина так изнурительна для нейронов! – возмутилась я.

– Как и в любых делах с наркотиками!  Пока они легализированы, их репутацию будут тщательно оберегать.

Очередное разочарование. Я глубоко вздохнула. Франциско увидел мои переживания и сменил тему.

– Как твои раскопки?

– Мы копаем шахты, как будут готовы, примемся за первый слой, – сухо ответила я.

Мой друг почесал затылок в гуще чуть тронутых сединой  кучерявых волос.

– Тебе кто-нибудь помогает из влиятельных?

Наш экобиолог не зря переживал за меня. Я не смогла добиться поддержки правящей касты долины. Собрав лишь небольшую группу студентов-энтузиастов, я поняла, что даже они не горели желанием копаться в прошлом. Но эти ребята хотя бы не испытывали к нашим предкам отвращения, подобно всем остальным.

– Спасибо, что способен выслушать меня, – коснулась я его рук, – не убегаешь и не закрываешь уши.

***

Я знала – он любит комплименты. Мне самой было крайне приятно время от времени засыпать Франциско похвалой и благодарностью. Именно поэтому у меня сейчас имелся  этот бесподобный образец нового практически бескофеинового кофе.

Солнце ярким диском озарило Гардокки. Сотни километров в диаметре этот каменный бассейн окружала высокая горная система с неизменно ровным плато. Ярые ветра вымели отсюда легкие породы, оставив лишь столбы твердых скал, искусно преображенных миллионами лет. Они, словно завсегдатые стражи украшали пейзаж долины дни и ночи. Зимой они покрывались пышным снегом, а летом обжигались ярым светилом, но, несмотря на суровую погоду здешних мест, никогда не покидали свой дозор.

В дверь постучали.

«Не приложу ума, кто мог прийти в столь ранний час».

На пороге лежал букет леопольдов – ярких синих цветов из горного ущелья. Я машинально осмотрела улицу, но постучавший словно испарился. Повезло романтику – сейчас была весна. Летом у нас и травинки не сыщешь. В любом случае я не была готова к новым отношениям после расставания с Эндрю. Больше всего в этой  истории меня угнетала та легкость, с которой он бросил меня, поддавшись уговорам семьи.

***

Он тронул свои прекрасные светлые волосы и протянул ко мне руки. Мы обнялись, кожей впитывая счастье друг друга. Доктор подтвердил мою плодовитость, и мы теперь точно знали, что когда-нибудь станем родителями. Из-за солнечной  радиации материнство в наших краях с женщинами случалось все реже, и я теперь входила в немногое число завидных невест. Однако однажды Эндрю пришел с хмурым лицом и заявил, что нам лучше расстаться.

– Ты разлюбил меня?

– Нет, – холодно ответил он.

– Тогда в чем дело? – прошептала я, преданно припав к его груди.

Он не ответил привычными теплыми объятиями, а его сердце, словно часы, ровно отстукивало ритм.

– Мои родители, – наигранно выдохнул он, имитируя горечь прощания, – они очень расстроены твоим увлечением. Мой отец не понимает, почему вместо архитектуры и строительства, таких передовых и важных для Гардокки направлений, ты решила копать!

Я отстранилась от него.

– А мать моя, – продолжил Эндрю, даже не удосужившись посмотреть  мне в глаза, – она не понимает, почему плодовитая женщина решила изучать историю предков, когда они так безответственно и жестоко обходились с детьми.