– Послушай, но это только мифы! – воспротивилась я. – У нас не осталось никаких источников последних десятилетий их жизни на Земле. Те же мифы говорят, что люди перестали печатать книги, и оставлять произведения искусства о своей жизни. Вся информация о них исчезла с падением на Землю последнего спутника. Так как же она может знать наверняка, что предки совсем не изменились перед гибелью планеты и не заботились должным образом о детях? Не ценили их так, как ценим мы?!
Все внутри меня вскипело.
– Я пытаюсь узнать правду! – понизив тон, продолжила я. – Пойми, только там, внизу мы узнаем, соответствуют ли мифы, передаваемые пять тысяч лет из уст в уста, правде…
Его молчание снова вызывало цунами внутри живота, которое с секунды на секунду могло накрыть с головой нас двоих. И тогда уже обратного пути не будет, я больше не обниму его, не увижу блеск его бирюзовых глаз, не поцелую его милую улыбку.
– Любимый, прошу тебя, поговори с ними! Мы можем написать историю времен для наших детей, узнав все из первого источника. Быть может, они нам что-то оставили там, глубоко в земле… Мне нужно больше добровольцев для раскопок. Твои родители влиятельные люди в Гардокки, они могут все!
– Нет, не все, Ленна! – отстранился он, медленно продвигаясь к входной двери. – Они не могут заставить тебя не копать…
***
Это были последние слова Эндрю, которые я до сих пор слышу так, словно он только что их произнес. Глядя на эти цветы, я на мгновение представила, что это он их принес. Мой милый проснулся раньше всех и спустился в ущелье. Умывшись холодным горным ручьем, он осмотрел склоны в поисках леопольда – синего потомка тюльпана. Забравшись по камням на опасный обрыв, Эндрю нарвал целый букет. Мое утро могло бы стать еще романтичнее, если б я не знала его слишком хорошо, чтоб во все это поверить.
В воскресенье не принято работать. Всем настоятельно рекомендуется проводить этот день, даря отдых телу. Меня же снова тянуло на плато, но ехать туда одной не имело никакого смысла. Я не могла начать раскопки, пока не будут готовы шахты – обязательное укрытие от непогоды. На востоке горизонт Гардокки усеян ветряками – предупредителями шторма. Даже если я вовремя посмотрю в бинокль и замечу их сигналы, то, по дороге с западного склона домой, шторм непременно нагонит меня на половине пути. Тогда можно забыть не только о машине, но и о собственной жизни. Раньше у нас были вышки с датчиками восточнее долины, но, как мы их не укрепляли, бури на равнине разгонялись до немыслимых скоростей и разбивали все сооружения вдребезги. Вокруг Гардокки только пустоши, по которым передвижение невозможно. У нас нет сообщения с другими городами, но мы знаем, что они есть – ветер постоянно приносит свидетельства их существования.
Из-за несносной погоды четыре месяца в году мы проводим в самоизоляции дома, и мне было не привыкать сидеть в своей пещере. Но сегодня мысли гоняли меня из угла в угол, не давая присесть. Пересекая просторный зал, меня неизменно тянуло на балкон, откуда в бинокль я могла увидеть свое плато. На нем виднелся раскопанный мною сильно покореженный временем штырь, предназначение которого я до недавнего времени не знала. Мы собирались делать дополнительную лабораторию для работы с большими предметами, выбрав для безопасности западный участок долины с рыхлым песчаником. Там не только было легко копать, но и отсутствовали пальцеобразные горные образования, которые мы прогрызали, словно черви, себе под жилища. В таких домах нам не грозило испепеляющее пекло летом и суровый мороз зимой, ветра, сокрушающие все на своем пути, и пылевые бури, способные отбросить любое препятствие на сотни километров в пустошь.
Помню, в тот день мне показали место на карте, и я отправилась в путь. Взяв измерительные приборы, я села в свой автомобиль, корпус которого состоит из плавно изогнутых солнечных панелей. В Гардокки не бывает пасмурно, потому что тучи пролетают над долиной с ошеломительной скоростью в период бурь, а дальше снова солнце, ультрафиолет и радиация.
«Примерно час в пути и три укрытия по дороге на случай бурь, – просчитала я в голове. – Быстрый осмотр и назад».
Дорога заняла больше. Ветряки обнажили красные линии, что служило сигналом к восточному ветру. В ста метрах родительский дом, и это был хороший повод заглянуть и пообедать. Загнав хрупкий авто в гараж, я вручную закрыла ворота и поднялась по узкой винтовой лестнице, опираясь на шершавые каменные стены. Вместе с мамой меня встретил запах грибного супа.
– Еще пять минут и к столу, – сообщила она, приветливо чмокнув в щеку.
– Я никуда не тороплюсь, – призналась я, подходя к дребезжащему наностеклу.