На нем черная тенниска и джинсы — мы с ним прямо из одной коллекции. Черный цвет делает его загар еще заметнее. Это очень красиво.
— Привет, — отвечаю я.
Сегодня самым сложным на работе было делать вид, что мы не вели тот откровенный разговор в книжном кафе. Отвечать на звонки, читать синопсисы, общаться с авторами и при этом не улыбаться. Особенно, когда я вернулась в офис после обеда и обнаружила, что мой стол на полметра сдвинут к выходу. Весь остаток дня мы с боссом сидели друг напротив друга и переглядывались каждый раз, когда распахивалась дверь его кабинета. Необычный способ напоминать о нашей договоренности.
— Я знаю, что ты меня просто дразнишь, — убежденно говорит босс, положив руку на спинку пассажирского кресла. Но взгляд у него такой масляный, будто он все же на что-то рассчитывает. — Знаю, что это все для книги, — я немного разбираюсь в женщинах, Вероника. Но на всякий случай принес тебе цветы. — Он достает с заднего сиденья букет бело-розовых пионов.
Люблю пионы! Но эмоции держу при себе.
— Оставьте букет в машине и выходите.
— И куда мы пойдем?
— Здесь недалеко.
Мы проходим пару метров — до скамейки, на которой я его ждала.
— Садитесь, босс.
— Зачем?
— Затем, что вам будет крайне неудобно переобуваться стоя.
Он хмыкает. Садится. Я достаю из-под скамейки два сумки с роликовыми коньками — ему и мне.
— Значит, таким образом ты собираешься провести со мной ночь?
Он впечатлен, я не сомневаюсь.
— А вы о чем подумали? — спрашиваю я, вручая ему ролики.
— Да так, ни о чем… Ни одной идеи не было, — отвечает он, но уголок рта так и дергается в улыбке. — Размер не подходит! — Он всплескивает руками. Жест несколько театральный, но я все равно успеваю ужаснуться перед тем, как он продолжает: — Да шучу-шучу! Чуть великоваты, но ничего.
— Ну тогда поехали, — говорю я, стоя перед ним в полной экипировке.
Протягиваю ему руку. Это будет наше самое чувственное прикосновение в эту ночь, босс.
Он затягивает ремешок на перчатке — единственное, на что согласился из защиты, — а потом медленно перетекает взглядом по моей руке, выше, к глазам. На мгновение я сожалею, что между нами будет только это прикосновение. А еще меня пленяет, как он смотрит, снизу вверх, будто доверяет мне, вверяет себя.
Босс крепко сжимает мою ладонь, но не встает и не отпускает ее. А потом так резко дергает на себя, что асфальт выскальзывает у меня из-под ног, и через мгновение я оказываюсь у босса на колене. Он придерживает меня за талию. Его губы у самой моей шеи. Я отворачиваюсь — слишком интимно! — и тем самым открываю шею еще больше, словно подставляю ее для поцелуя.
— Еще раз спрошу, Вероника, — вполголоса говорит он мне на ухо тоном, от которого снова щекочет под ложечкой, — тебе по зубам такой сюжет?
Звучит, будто предостережение.
— Как написала одна местная газета, я талантливая белорусская писательница. Я справлюсь. Отпустите меня, Матвей Игнатович, — строгим тоном отвечаю я — никакой двусмысленности.
Подаюсь вперед, босс помогает мне подняться — подталкивает под бедра.
Я еду первой, босс на пару метров позади. Вынимаю наушники из телефона и включаю на полную громкость Макса Коржа. Звучит «Не выдумывай». Я честно не выбирала композицию, так совпало.
Мы не спеша катимся по разделительной линии. Над нами — высокое звездное небо, сияющие фонари и троллейбусные провода.
Легкий ветер обдувает лицо. Пахнет теплым асфальтом и скошенной травой.
Думаю, босс впечатлен. Вряд ли он до этого катался на роликах по пустой проезжей части какой-нибудь столицы.
— Слушай… — Босс догоняет меня и теперь мы едем рядом, едва не касаясь друг друга плечами. — Зачем тебе этот гик, который терся возле тебя на остановке?
У нас с боссом такие разные мысли в голове, что я не сразу понимаю, о ком вообще речь. Гик? Терся на остановке?.. Наверное, он об Игоре.
— Ничего он не терся. И он не гик.
— Ладно, не гик. Но в целом какой-то посредственный. Нейтральный. Встречалась бы с красивым мужчиной.
— Красивый мужчина? — Даже притормаживаю на этих словах. — О, только не это! — искренне говорю я, а дальше меня несет: люблю эту тему. — Ни разу в жизни не встречала, даже не слышала, о красивых, и при этом нормальных, мужчинах. В них обязательно есть какой-то дефект. Нарциссы или избалованные женщинами, или маменькины сынки. Или и то, и другое. А если копнуть поглубже, то еще наркоманы, абьюзеры или извращенцы. Ну не может красивый, а, не дай бог, и богатый, мужчина, которому жизнь все преподносит на блюдечке, быть и адекватным. Зачем? А если на всем белом свете и отыщется такой экземпляр, он выберет себе мисс Мира, которая знает восемь языков, спасает морских котиков, выпускает свою линию одежды…
— …или пишет книги.
С удивлением смотрю на него.
— Это тут причем?
— Просто хотел остановить поток твоего шовинизма. Я заметил, слово «книги» мгновенно тебя отрезвляет.
— Ну, вы своего добились… Дальше оживленная дорога, свернем.