Мой личный доктор

Ничего такого я не знаю, но послушно открываю рот. Это очень интимно и эротично. Но я все равно в растерянности. Он меня кормит с рук, вытирая красивыми пальцами подбородок. Однако нас снова прерывают, на столе оживает его айфон последней модели. На экране та самая медсестра, что возила меня на рентген. И всё бы ничего, но записана она как «Леночка» и на неё стоит очень фривольное — с высунутым языком — фото, явно сделанное его камерой.

Шурик, директор, сомнения, вино… Внутри клокочет обида, а сердце в сотый раз подряд наполнялняется жгучей ревностью.

Ну не могу я. Не могу, и всё тут…

— Да, Леночка. Слушаю.

Почему нельзя сказать Лена или Елена? Я, значит, Ульяна Сергеевна, а она Леночка?

— А Разумовский не может? Его же смена! Какой еще ротавирус? Когда он успел? Да врёт он всё, небось на рыбалку умотал с сыном.

Дальше доктор мрачнеет. Психанув, встает и отходит в сторону.

И мне становится неприятно. Потому что моему сослуживцу Шурику он шутя наговорил интимных гадостей, не задумываясь, как это отразится на моей карьере. А свои дела предпочитает скрывать. К тому же меня окончательно добивает, что мимо него проходит стайка девушек и одна из них, здороваясь, панибратски касается его плеча.

А другая, из той же кучки, улыбается ему. Они все, наверное, постоянные гости в этом заведении и видятся не впервые. И вроде бы всё логически объясняется, но разум туманят вино и соперничество. Я въедливо за ним наблюдаю.

Он неожиданно возвращается, достаёт из кармана мой мобильник, при этом продолжает разговаривать по своему телефону.

— Вам мама звонит.

— Да, мама, что?

Наталья Викторовна рассказывает, что она дома не справилась со своей ногой, упала. Вроде бы ничего серьёзного, но от страха поднялось давление и теперь ей боязно оставаться одной. Я, естественно, собираюсь поехать к ней.

Хочу сказать об этом доктору. Но вдруг замечаю, как именно он разговаривает по телефону со своей Леночкой.

Всё вроде бы по работе, но Ткаченко смеётся, запускает руку в волосы, пожимает плечами.

Ведь она всего лишь вызывает его на работу вместо Разумовского. Зачем так себя вести? Отчего так долго? Зачем флиртовать со всеми женщинами на свете?! Вследствие чего надо быть таким легкомысленным? Он же такой умный и интересный во время рабочего процесса, почему нельзя просто сказать: «Сейчас буду». Вот что они обсуждают?!

От страха за маму и от паршивых неприятностей на работе становится совсем грустно. Алкоголь увеличивает чувство ревности и обиды до размеров всего земного шара.

И, пока он бесконечно долго решает вопросы с этой своей Леночкой, я, схватив сумочку, выскальзываю из зала.

Глава 27

— Милая, где ты так долго была? — кричит с кухни мама.

Мы с Ткаченко так и не обменялись телефонами, я села в первое попавшееся возле ресторана такси, и ему не удалось меня остановить. Думаю, он оскорбился и поехал на работу.

— Выбирала гипоаллергенное средство для мытья посуды. Хотя я недавно смотрела передачу и узнала, что, оказывается, совершенно неважно, насколько дорого стоит ваш гель для мытья посуды, ибо у него одинаковый состав со стиральным порошком! И вот этот пенящий эффект моющему средству придает лаурилсульфат натрия, а его называют медленным убийцей! В общем, зря я это посмотрела, страшно теперь мыть посуду.

Захожу на кухню. Меня аж трясет. Ставлю бутылку со средством на раковину. С одной стороны, я думаю, что поступила правильно, а с другой — мне как будто даже жалко, что я ушла. Он же всегда звал её Леночкой, что изменилось? А эти девушки могли для него совсем ничего не значить. А с третьей стороны, если мне это неприятно, разве должна я терпеть?

— Так. — Мама замечает мою суету. — Что случилось? Когда ты начинаешь приводить научные факты, это означает, что ты очень за что-то переживаешь.

— Да всё нормально. Просто натворила дел по работе.

— Ты натворила? Не может быть. Ты же всегда очень правильный и ответственный работник. Ты, наверное, излишне строга к себе.

— Просто я была на свидании. И забыла кое-что сделать. — Взяв в руки полотенце, сажусь напротив мамы. Не могу успокоить внутреннее волнение.

— Ты была на свидании? — она с восторгом.

— Да, я была на свидании, — а я с грустью.

Дальше мама складывает руки в молитвенном жесте.

— Господи, господи, господи, пожалуйста! Пусть это будет он.

От её слов ещё больше не по себе.

— Как твое давление? — Встаю, откладываю полотенце в сторону, открываю холодильник, ищу приготовленный вчера суп.

Я ведь так и не поела в ресторане. Достаю кастрюлю, беру половник, оборачиваюсь на молящуюся мать.

— Угомонись уже, мама. Да, я была с твоим любимым Ткаченко.

— Спасибо всем высшим силам!

Потом она вдруг перестаёт радоваться. До неё доходит, что это не очень хорошо, раз я здесь, а он где-то там.

— А сейчас почему ты не с ним?

Молча пожимаю плечами. Очень не хочу выслушивать, что должна была отдаться за хлеб и вино, потому что он «такой» мужчина. А мне уже тридцать пять, и какая мне уже разница. И прочее бла-бла... Но мама мрачнеет.