— Ух ты, — разглядывает, не скрывая жадного восторга, — какой отзывчивый мне достался заместитель директора. Ты так легко откликаешься на мои ласки. Пойду найду попить, нам нобходимо восстановить водный баланс. А ты лежи, отдыхай. — Встаёт, вижу очертания его высокой крепкой фигуры. — Немного отдышись, и мы продолжим.
Глава 36
— Телефон. — Выбираюсь из-под одеяла.
— Мой или твой?
— Твой.
Он продолжает меня трогать, а я не могу больше обниматься, ласкаться, целоваться, у меня уже всё онемело. Но от ситуации в целом ужасно смешно.
— Разумовский, судя по мелодии звонка, такой у меня стоит на него.
Потянувшись, абсолютно голый Константин Леонидович ставит ноги на пол.
— Ну и что этому старому пню не спится? У него же есть его сачки, прикормка, мыло, червячки. Не даёт отдохнуть. Поспать. Если он уже не помнит, как его жену зовут, то у меня пока ещё другие интересы.
Слушаю доктора и параллельно ищу свой телефон, нашариваю на полу и, разблокировав экран, смеюсь ещё громче.
— Костя! — зову его, угорая.
— Да, Ульяш, что случилось?
Кручу мобильный и не верю. При этом его собственный телефон продолжает орать на всю квартиру.
— Уже сутки прошли, как ты ко мне пришёл.
— Да ну?!
— Посмотри на дату.
— Вот это мы дали, госпожа заместитель директора! — Встаёт и, почесав верхнюю часть голой ягодицы, начинает бродить по квартире. — Вот почему так жрать охота. Вот это да! Я даже не заметил. Мы то просыпались, то засыпали, то... сама понимаешь. — Поворачивается ко мне. — Хватит ржать, Ульяна Сергеевна, это всё ты со своими заманчивыми выпуклостями и впуклостями. Капец. Такого со мной ещё не было. Как я мог столько часов подряд удовлетворять тебя?
Пожимаю плечами, а он перетряхивает одежду, поднимая с пола штаны и рубашку.
— Да где мой телефон, ё-моё? Разумовский там уже небось уработался. Бедный мужик.
— Кто-то работает, а кто-то дырку протёр на моих простынях, — набрасываю халатик и шаловливо смотрю на него искоса.
Не могу. Это так смешно, что мы забылись и оба не заметили, как прошло столько времени.
С халатом идея так себе, потому что если здоровую руку засунуть получается довольно элегантно, то руку с гипсом приходится несуразно пропихивать в рукав.
Плюнув на телефон, Ткаченко идёт ко мне и, заигрывающе глядя в глаза, помогает одеться. Поправляет халат на груди. Не преминув как следует облапать. Словно примагниченные, мы тянемся друг к другу и, забыв, о чём разговаривали, начинаем целоваться.
— Ты не завуч, — делает перерыв, на глубокий вдох, — Ульяна Сергеевна. Ты ведьма.
— Вот это комплимент, — ошарашенно смеюсь.
— Да-да, ты красивая, умная и скрутила меня по самое не балуй. Теперь я знаю, почему в средневековье вас жгли на кострах пачками. Это же невозможно. Мои медицинские мозги вообще не работают.
И снова обмен улыбками и долгий взгляд глаза в глаза.
— Твой телефон на кухне, доктор Ткаченко.
Деловито иду к плите, пытаюсь придумать, чем его накормить, а сама тихонько подсматриваю за тем, как он разговаривает по телефону. Ему идёт даже это.
Сердце млеет, тело млеет. Всё млеет. Хлеб не режется, яйцо не жарится, даже батон застрял в тостере. Ужас, сейчас доктор решит, что я полнейшая неумёха.
— Это у нас ужин, завтрак или обед? — Поговорив по телефону, возвращается ко мне доктор.
— Думаю, всё сразу. Вообще я умею готовить, просто одной рукой не очень удобно.
Почему я опять смеюсь? Костя меня обнимает, а я смотрю на почерневшее яйцо и хохочу без остановки.
— Завуч смешинку проглотил. — Снова эти запретные поцелуи в шею, от которых я ничего не соображаю. — Завтра утром выйду на работу. Вроде бы соседнее здание собираются переоборудовать под больницу, пока наше будут восстанавливать. Люди продолжают болеть, ломать руки и ноги. Их надо лечить. Так что труба зовёт..
— Это точно. — Отвлекаюсь на доктора и его ласки и в какой-то момент касаюсь сковороды там, где нет ручки.
Обжигаюсь. Вскрикиваю.
— Здравствуйте, приехали. Ты уже прямо не отходя от кассы травмируешься. Пантенол есть? — Дует на мой пальчик.
Указываю на полку, где аптечка. Получаю нагоняй за то, что половина лекарств просрочены и нет всего того, что необходимо иметь для первой помощи.
— Садись, я сам всё сделаю.
Послушно забираюсь на табуретку. А Костя, натянув боксеры, приступает к готовке. Любуюсь им и улыбаюсь как дурочка.
Потому что прямо сейчас я открываю ещё один талант доктора Ткаченко. Хорошо, что сутки назад я оставила курицу оттаивать в холодильнике. И теперь Ткаченко, порывшись в его недрах, тщательно промывает под холодной проточной водой бледную птичку, а затем, опять же крайне профессионально, подсушивает её бумажным полотенцем. Дальше разогревает подходящую сковороду. В хорошо подогретое растительное масло закладывает порционные кусочки. И, включив нечто итальянское и крайне мелодичное на своём телефоне, доктор готовит и пританцовывает.
А я наблюдаю за ним и не могу даже шелохнуться. Он жарит мясо на сильном огне в раскаленном масле буквально по паре тройке минут с каждой стороны, при этом играючи переворачивает кусочки.