Смотрю на дверное полотно перед собой и закатываю глаза. Убила бы. Чуть поворачиваюсь, но не полностью, сейчас он видит меня в профиль.
— Дочь Ивана поживает просто отлично. Читает, пишет, танцует брейк-данс и хип-хоп, вся в папу.
— Жаль, что всё так вышло. Мы с Иваном отлично дружили.
М-да, и это единственное, о чём он жалеет.
— Вы отлично дружили, пока я не вмешалась.
— Пока вы, Виолетта Валерьевна, не сочли вашу похоть важнее всего остального.
Разворачиваюсь. Меня бесит его непроходимая тупость.
— Я думала, что эти годы сделали вас умнее.
— А вы меня умственными способностями не попрекайте. — Берёт он ручку со стола и начинает раздражающе щёлкать колпачком. — Это не я переспал с моим другом на девичнике.
— И что же делал ваш друг на моём девичнике?
— Вы подавали ему знаки, вот он и заглянул на женский праздник.
— А разве он не должен был быть на мальчишнике?
— В какой-то момент он исчез.
— Это большерогий олень исчез с лица земли, а ваш друг вполне себе хотел нагадить вам, Марат Русланович, но разве же вам что-то докажешь?
— Хватит! — Стучит ручкой по столу. — Я видел фотографии!
— Вы для этого устроились сюда на работу? Чтобы можно было измываться над матерью дочери Ивана?
— Всё! Достаточно! Знаете, — заглядывает мне в глаза, очень-очень проницательно и глубоко, — я сейчас с девушкой встречаюсь, она работает в гостинице.
— О, эскортница! Как ми-ило! Сейчас это довольно престижная и модная профессия.
— Администратор!
— Это не так прибыльно, но тоже ничего, — понимающе качаю головой и поджимаю губы.
— Так вот, мы даже не ссорились ни разу за год отношений!
— Господи, зачем мне эта информация?
— Да потому что вы, Виолетта Валерьевна, умудрились выбесить меня за десять минут общения.
Смеюсь.
— Плохо это, Марат Русланович. Ибо эффективных методов лечения бешенства до сих пор не существует. Проводится симптоматическая терапия для уменьшения страданий больного, его помещают в затемнённую, изолированную от шума, тёплую палату. Несчастному колют в больших дозах морфин, аминазин, димедрол…
Какое-то время он сидит молча, а потом начинает крутиться, в окно смотреть, мять бумагу — явно злится.
— Достаточно. Идите петь свои песни. И впредь всё наше общение будет проходить через секретаря.
— Хорошо. — Снова возвращаюсь к двери и, обернувшись в последний момент, улыбаюсь ему: — Значит, я всё же схожу во двор, присмотрю ещё одно место для парковки, а потом напишу вам письмо. И оставлю его у секретаря. А вы прочтёте.
— Обязательно. И напишу вам ответ, — косится на меня шеф, а я спокойно закрываю за собой дверь.
Ну как спокойно? Почти так же невозмутимо, как если бы прыгнула с разбегу с обрыва вниз и оглушительно сильно ударилась при этом о воду.
Глава 3
В моем классе частично обвалился потолок. Отклеилась крупная гипсовая розетка. К счастью, никто не пострадал. Это случилось во время перемены, когда большинство детей было в коридоре. Но в связи с происшествием теперь все работники школы ходят сюда друг за другом как на экскурсию. Поэтому неудивительно, что ближе к обеду в классе появляется он — великий и ужасный директор.
Заполняю журнал посещаемости, стараясь полностью игнорировать присутствие Марата. Пусть он делает свою работу, а я буду делать свою. Решили же избегать друг друга. Но взгляд бессознательно тянет магнитом к стройной мускулистой фигуре шефа, который в этот самый момент, запихнув руки в карманы брюк и запрокинув голову, внимательно разглядывает потолок.
Мысленно одёргиваю себя, силой заставляя писать.
— Если была угроза разрушения, почему вы не сообщили мне или завхозу об этом раньше? — его глубокий и по-мужски привлекательный голос звучит глухо и монотонно.
Отрываюсь от своей работы. Цинично приподнимаю бровь. Наши взгляды перекрещиваются с воображаемым звоном и скрежетом. Почти как мечи средневековых рыцарей. Это скорее битва, нежели диалог. Между нами столько обид, что кирпичей из них хватило бы на строительство целой крепости.
— Это вы мне, Марат Русланович?
Нарочно и крайне показательно верчу головой по сторонам.
Позади меня школьная доска, справа окно, слева дверь, впереди — станки для хора на складной раме.
— А что, тут есть кто-то ещё, Виолетта Валерьевна? По-моему, в классе только мы с вами.
Воздух тяжёлый, обваривающий, дышать нечем, как во время лесного пожара. Хотя в помещении открыты все окна.
— Не поверите, — делано улыбаюсь, продолжая смотреть ему в глаза, — это я прекрасно вижу и понимаю, что мы здесь одни. Но я полагала, что если вы захотите ко мне обратиться, то состряпаете послание в письменном виде. Передадите уведомление через секретаря, а я отвечу на него так же, письменно, если сочту необходимым, естественно. Вы же сами сказали, что теперь всё общение между нами будет проходить только через вашего делопроизводителя.