Мой любимый Бес

— Представь себе, для Снежаны это так и есть. Ты убогий кусок старого дерьма. Она тебя не любит и видеть рядом с собой не желает.

— Хочешь сказать, она любит тебя? Мне не нравится, когда разговор уходит в такие материи. Неосязаемые. Ладно, давай оставим это. Я предлагаю тебе…

— В жопу себе засунь все свои предложения. Поглубже.

— Ладно. Не хочешь беседовать, как взрослый, подожду, пока ты повзрослеешь. Надеюсь, ждать долго не придётся… А то, знаешь ли, твои родные будут волноваться, мама расстроится…

Земянский вышел из помещения, громыхнув дверью, оставив меня наедине с собой. Чудесное место, чтобы провести новогодние каникулы. Ебанутая семейка у Снежаны. Ха, а я ещё хотел поговорить с ними, как адекватный взрослый мужчина. Неудивительно, что моя девочка хотела от них сбежать куда подальше. Подозреваю, что и от предыдущего ухажёра они избавились подобным образом… Как она сказала, у того мудака другие жизненные ценности оказались в приоритете? Наверняка помахали купюрой перед носом, как косточкой у морды собаки. И он пошёл. А я? Хрена с два. Придётся обломаться тебе, Земянский. Не будут же меня здесь держать вечно. Это просто фарс, запугивание, не более того.

В следующий раз Земянский появился через… не знаю даже. Полдня? День? Тусклый свет электрической лампочки в закрытом помещении — не самый большой помощник. А часы на моём запястье остановились: циферблат треснул и секундная стрелка беспомощно дёргалась на одном месте. Точь-в-точь как я.

Я не верил, что меня оставят здесь надолго. Но пришлось поверить…

Глава 35. Снежана

Наверное, в произошедшем бо́льшая часть моей вины. Зачем я выкинула тогда телефон? Понятия не имею. Просто поддалась какому-то импульсивному порыву, не подумав ни секунды. А надо было… Как надо было поступить? Может быть, Рома был прав и нужно было сразу рассказать родителям? Родители… Глядя на факты, начинает казаться, будто я просто соринка, случайно прилипшая к их успешному тандему. И вспоминая, как дуэт Тахировых под руководством Земянского обошёлся с Ромой, я начинаю верить, что иного развития событий быть и не могло. Допустим, мы успели бы с Ромой приехать до того, как Тахиров спустил своих цепных псов. И что тогда? Он обрадовался бы Бесову? Пожал бы его руку и позвонил Земянскому со словами: извини, брат, но ничего не выйдет?

Верится с трудом. Нет. Мне не верится в эту версию ни капли. Она такая воздушная и красивая, переливается всеми цветами радуги, желанная, но невозможная.

А теперь мой папочка ещё и посчитал Рому за сумасшедшего. Каким они увидели его?.. Просто озабоченным, зацикленным на девушке?.. Чёрт. Я же и сама так решила поначалу, пока не увидела, что это не только одержимость и неуёмное желание обладать, но нечто большее. Светлое, трогательное и хрупкое. Наше. И никто не вправе был лезть туда своими скрюченными пальцами, привыкшими считать хрустящие купюры. Вертеть, поворачивать из стороны в сторону, словно стеклянный шар со снегом, трясти и разбивать оболочку, чтобы вытащить неугодные элементы, установив вместо них другие. Небрежно расшвыривать из стороны в сторону носками начищенных до блеска туфлей содержимое и отпихивать к краю: вот это подлежит уничтожению.

Беспокойство за Рому съедало меня по кусочку. Что с ним? Не могли же они сотворить нечто ужасное? Или могли? Меня же держат взаперти дома Земянского. Внутри этих хором, обставленных так, словно хозяин не хотел выпячивать своё богатство. Стильно, нарочито небрежно и вместе с этим безумно дорого.

Я словно оказалась внутри того самого стеклянного шара: вокруг при встряхивании в воздух взлетает бутафорский снег из пластика и перемещаться можно только внутри дозволенного круга, не пересекая границ. И не получится. Охрана, огороженная частная территория. Персональная крепость Земянского, симпатичный уютный бункер, в котором можно пережить атомную катастрофу и зомби-апокалипсис.

Меня всё-таки повезли на обследование. Земянский настоял. И сопровождал лично, уцепившись в локоть пальцами-клещами. Ничего серьёзного обнаружено не было, но меня всё же исправно навещал тот самый врач. Все мои вопросы, касающиеся Ромы, оставались без ответа. И с каждым днём, проведённым в стенах дома Земянского, увеличивалось желание расколотить всё так, чтобы не осталось даже щепок.

— Снежана, солнышко, — мама делает очередную попытку поговорить, но натыкается либо на молчание, либо на откровенное пожелание пройти в известном направлении.

— Ты же не можешь постоянно дуться, Снежка?

— Я не дуюсь. Я вас презираю и не желаю ни видеть, ни слышать. Мне даже холёную рожу Земянского не так противно видеть, как ваши лица, якобы освещённые родительской заботой и тревогой!..

Мама расстроено поджимает губы и выходит, аккуратно закрывая за собой дверь. Иногда до меня доносятся её слабые попытки переубедить отца. Попытки — слишком громко сказано для этого вялого, едва заметного трепыхания и нескольких предложений, таких, как сейчас:

— Булат, посмотри на Снежку. На ней лица нет. Может, мы зря так?..