Я почувствовал, как её руки, обнимающие меня, сжались. Её маленький носик уткнулся в мои рёбра. После всего пережитого ночью, ей особенно тяжело дались мои слова. Я мог придумать какую-то более мягкую версию, но сил сочинять не было. Хотел, чтобы она узнала… увидела всё это моими глазами. Надеяться на понимание не хотелось.
С годами боль прошедшего не так сильно мучала меня. Но моя малышка… Боже. Даже не мог себе представить, через какой ад прошла. А тут я ещё со своим откровением.
— Да, Мишель. Я появился на свет от кровосмешения. Я ублюдок от семени чудовища.
Она молчала, не перебивая, давая возможность выговориться. И мне это было нужно. Она была первая и единственная, кому я рассказал об этом. Только ей смог довериться на столько…
— Он насиловал её на протяжении года, пока она не забеременела. Не думаю, что в этом заключался его план. Он просто развлекался, не думая о последствиях. Никакие слёзы и мольбы не тронули чёрное сердце Александра. Ему было плевать, что родной сын бил, уничтожал и насиловал родную кровь. Для него было лишь важно то, чтобы эта история не выносилась за двери его особняка. Когда моя мать узнала, что носит меня под сердцем… она три раза пыталась покончить с собой или же со мной. Тогда-то Александр придумал свой грандиозный план, — я хмыкнул, вспоминая то, что узнал от деда. — Он выдал замуж свою совсем юную дочь за шестидесятилетнего старика. Такое же чудовище. Им обоим было просто выгодно это. Был важен союз двух влиятельных мудаков. Я до сих пор не понимаю, как она смогла выносить меня.
Я почувствовал тонкую ладонь, скользнувшую в мою руку. Малышка пыталась хоть как-то поддержать меня в этом нелёгком монологе. Зачем? Я всё так же лежал, уставившись в потолок. Легонько сжав её руку, погладил большим пальцем её бархатную кожу, не понимая, как раньше жил без неё.
— От меня даже не скрывали, кто мой настоящий отец. Я был совсем мал и думал, что это нормально. Что во всех семьях так. Все, кроме матери, считали меня уродом. Грязным зверёнышем, не достойным носить фамилию Льюис. Это внутри стен. А за ними у нас была показательная семья. Глава её — влиятельный и наделённый опытом мужчина. Его молодая красавица жена. Якобы их общий маленький ребёнок. Но это был настоящий ад. Джош, мой родной отец, практически жил с нами. Как вторая глава семейства. Видимо, не смог отпустить свою любимую игрушку. У детей моего возраста были машинки, поезда с пультом управления. У меня же были переломы и синяки на всё тело.
Сам того не замечая, мой голос стал более жёстким и резким. Воспоминания не давались легко. Я отрешился от реальности, полностью уйдя в те тяжёлые времена.
— К боли можно привыкнуть. Сложнее видеть, как твоя любимая женщина, старающаяся оберегать от этого пиздеца, сама ходит с синяками на лице. Отчим и Джош, как ни странно, были, можно сказать, приятелями. Видимо, их сплотила жажда к садизму. Иногда они закрывали меня в чулане, и по крикам матери, я мог только догадываться, что там происходит. Я должен был что-то сделать. Должен… но я был так мал.
Я выдохнул, стараясь совладать с эмоциями. Я чувствовал, как моя малышка сжалась всем телом, не отрывая лица от моей груди. Я знал, какое впечатление произведёт мой рассказ. Но худшее ещё впереди. Я понимал, что она будет бояться… меня. Ненавидеть, но назад пути нет. Я должен рассказать всё. Должен освободить себя. Того маленького ребёнка, что так и остался запертым в чулане своей души.
— Когда мне было десять… Мама вернулась из больницы. Ей тогда сломали два ребра, и они только зажили. Я плакал и умолял её сбежать. Никогда этого не забуду. В её газах была лишь безысходность и пустота. Я замечал, что она выглядела намного старше своих одногодок. Всё из-за тяжести ноши, которую она несла. На утро, спустившись к завтраку, я увидел, лежащего в луже крови, отчима. Мать перерезала кухонным ножом артерию в его паху. Собаке собачья смерть. В тот же день Александр забрал её, оставив меня тётке на попечение. Больше я её не видел. Лишь приходил на кладбище с её любимыми ирисами. Семье своей я стал обузой и меня отправили в детский дом. Я сменил один ад на другой. Я превратился в того самого зверёныша, чтобы выжить в этом мире. Каково же было моё удивление, когда в день моего совершеннолетия за мной приехал мой дед. Я и сам хотел пойти в тот дом, чтобы увидеться с Джошем. Я вышел из детдома уже не тем запуганным ребёнком, прятавшимся за подол юбки. Я стал другим… Джош долго корчился и молил о быстрой смерти. Я поквитался за нас обоих.