Перед глазами ярко вспыхнула та картинка. Я ещё совсем зелёный, но с такой жаждой мщения отрезал по кусочку плоти этого чудовища. Не торопился. Времени у меня было много. Он рыдал, как портовая шлюха, оставшаяся без денег. Молил о прощении и вдруг вспомнил, что я его сын. Клялся, что любил мою мать, что и не мыслил ни о чём плохом, и виноват во всех бедах отчим. Но я не слышал, а вновь и вновь не слишком глубоко вонзал в него нож. Я знал, где находятся важные артерии и старался обходить их. Быстрая смерть от кровопотери была мне не нужна. Я лишь хотел, чтобы он пережил всё то, что годами чувствовали мы с мамой. Не было и капли сочувствия. Лишь ярость и наслаждение.
Вынырнув из воспоминаний, я почувствовал влагу на коже. Мишель старалась сдерживаться, но слёзы снова и снова просачивались сквозь плотно сомкнутые веки. Я всё ждал, когда же она уйдёт, хлопнув дверью. Я был точно уверен, что этот ангел не вынесет всего этого. Что не примет меня таким. Дьяволом без сожалений, который не испытывает никаких чувств, кроме ненависти.
— Мне жаль, — её хриплый шёпот вонзился в голову. Я чуть было не засмеялся истеричным смехом, но лишь сжал челюсти в попытке контролировать себя. В попытке не наговорить того, о чём потом пожалею.
— Не нужно меня жалеть, Мишшшель… — я повернулся к ней, сверкая глазами. Всё, что угодно, но не жалость.
— Мне жаль, что такие люди ходят по земле.
— Уже нет, — мой голос снова приобрёл холодные нотки, как всегда, когда я запирал эмоции глубоко внутри. Я отпустил её ладонь, снова уставившись в одну точку на потолке. Отгораживаясь эмоционально и отдаляясь физически.
— Но они не были единственными. В мире так много гнилых людей. И так много тех, кто пострадал и страдает от них. Так не должно быть! — в её голосе чувствовалось осуждение ко всему человечеству. Взгляд её глаз я избегал, снова и снова копаясь в себе.
— Теперь ты знаешь всё. Теперь я чист перед тобой и тебе будет легче ненавидеть меня. Тебе будет легче уйти.
— Нет. Не всё, — она шмыгнула носом, вытирая его ладонью. Я же удивлённо повернулся к ней, пытаясь чуть отодвинуться. — Ты мне так и не сказал, что с Максом. Я пыталась позвонить ему. Не смотри так на меня. Я звонила, но его телефон выключен.
— Ты хочешь спросить, не убил ли я и его тоже? Нет, Бэмби. Твой дружок отправился в одну из колоний строгого режима. Признаюсь, что руки чесались и если бы не Степан… Так даже лучше. Смерть для него — слишком слабое наказание.
Глава 30. Мишель
Если поставить человека перед фактом, то он почти всегда будет брыкаться и делать наоборот. Даже если он хочет поддаться и сделать так, как ты говоришь. Он будет своевольно кричать, что не хочет навязанного тобой. Что он сам решает, как ему нужно поступить. Он взрослый человек и сам принимает решения в своей жизни.
Если же дать право выбора, то можно быть уверенным, что он примет верный для тебя вариант. Даже если это мнимое право выбора. Даже если выбора-то и нет.
Но Мишель об этом знать не обязательно. Пусть лежит себе и морщит лобик, обдумывая мои слова. Она примет верное для нас обоих решение. Пусть вообще скажет спасибо, что я наступил на горло своим принципам и своей животной натуре и дал ей этот «выбор».
Я всегда получаю то, что хочу. А хочу я её. До зубного скрежета, до бессонных ночей и искр из глаз. И, как бы меня ни беспокоило её душевное состояние, я получу её. Безвозвратно. Полностью. До гробовой доски, как говорят. Это было предрешено ещё в ту ночь, когда она посмела бросить мне вызов.
Романтик из меня никудышный. Никаких розовых пони, какающих пирожными, в нашей истории не будет. И она это прекрасно знает. Поэтому лежит смотрит на меня снизу вверх, тяжело дыша с серьёзным выражением лица. Наверное, тараканы в её красивой головке проводят анонимное голосование.
Я чувствовал себя голым. Опустошённым. Мне было сложно признаться в своих грехах. Жалость — последнее, что я хотел бы видеть в её глазах. Пусть лучше страх, ненависть или равнодушие. Но жалость делает нас слабыми.
Что бы было, если бы я пожалел того мудака в переулке? У него же наверняка есть мама, сестра. Может жена и дочь. У него, наверняка, есть люди, которые ждут его. Волнуются, потому что он не появился к семейному ужину. Они не знают, что их дорогой человек лежит на холодном асфальте с проломанным черепом.
Если бы я его пожалел, то другой девушке повезло бы меньше, чем моей Бэмби. Возможно, завтра ночью другая девушка лежала бы в луже крови с истерзанным телом, а он бы попивал кофе в кругу семьи или друзей.