Девушка начала дышать тяжелее. Тоже чувствует возбуждение или напугана? Я уже ни в чём не был уверен. Мозг пульсировал, мешая сосредоточиться. Нет. Не возбуждение. Она совершенно точно боялась меня. Я бы сам, наверное, сейчас своего вида испугался. Маска холодного безэмоционального человека треснула. Я просто чудовище, убившее на её глазах насильника. Монстр, отправивший Эйдена в кому, а Макса в тюрьму.
Всё к этому и шло. Однажды, она бы сбежала, как Анна. Но спустя время, боль от предательства Анны была уже совсем не заметной. С оленёнком же всё не так.
Я снова протянул руку, на этот раз схватив её за шею. Она не удивилась и не сопротивлялась. Лишь приоткрыла губки, в попытке урвать ещё хоть один глоток воздуха.
— Так не терпелось остаться со своим женишком наедине?
— Эй ты! Я ещё не закончил с ней. Отпусти!
Я повернул голову к раздражающему источнику звука. Жених стоял белый, как виниры Карла. Он в панике переводил взгляд с неё на меня. Хотелось ему вырвать глаза только за то, что чуть раньше смотрел на неё с похотью.
В голове черти устроили самосуд. Они подбадривали, кричали и подготавливали большой и не удобный котёл для Мишель. Для моего маленького оленёнка, который с какой-то грустью смотрит на меня. Мне просто нужно было ещё немного сдавить её горло. Избавить нас обоих от мучений. Ведь я не смогу её отпустить. Я по уши в ней погряз. Не оставлю, пока жив.
Но чем я лучше Александра? Чем лучше Макса, который издевался и бил это хрупкое создание? Я же не хотел чтобы было так! Прикрыв на секунду глаза, затолкал чертей поглубже, беря управление эмоциями на себя. Медленно разжал руку, выпуская, покрасневшую от нехватки кислорода, Мишель. Я знал, что нужно делать.
Вновь схватив её, только уже за руку, подтолкнул к двери. Этому мудаку она тоже не достанется. Быть может, они любят друг друга, но я не могу… Не смогу видеть её с другим. Эгоист.
Она не проронила ни звука и шла безропотно, словно в трансе. Мы спустились по лестнице во вновь образовавшейся тишине. Словно присутствующие боялись даже пошевелиться, а музыканты позабыли ноты. Нужно намекнуть Тревору, чтобы уволил их.
Мои ребята, только самые проверенные, рассредоточились по залу, держа всех в напряжении. Умею я испортить всё веселье и не ощутить при этом никаких угрызений совести.
Я почувствовал щекочущие взгляды присутствовавших, пока мы шли через зал. Потрясающая картина. Внешне спокойный и собранный мужчина, только с бешеными глазами, ведёт меланхоличную девицу. А следом бежит слабак, которому она разбила нос.
К нам подлетел Тревор. Видимо, он понял, что всё идёт не по плану. Он испуганно дёргался и пытался что-то сказать. Я остановился, когда он перегородил дорогу.
— М-мистер Льюис, куда вы ведёте её? А как же помолвка? Не могли бы вы завтра обсудить с ней ваши дела?
— Нет, — я обошёл его, считая разговор оконченным и не слушая, что ещё он пытается сказать.
Мишель дёрнулась в моих руках, останавливаясь. Я обернулся. Тревор схватил за вторую тонкую ручку, пытаясь удержать дочь на месте. Можно ли считать отцом человека, хотевшего продать единственного ребёнка? Я не был уверен с её согласия это было или же никто девушку об этом не спросил.
Вспомнилась моя семья. Они были похожи. В груди поднималась ярость на этого человека, думавшего, что бизнес и связи важнее родной крови. Хотелось проверить какого цвета она у этого сноба.
Я отпустил руку Мишель, сжимая свою в кулак. Почувствовав на плече лёгкое касание, удивлённо повернул голову. Бэмби смотрела на меня, мысленно прося не делать этого. Я уверен, что именно этого она и хотела. Отец всё-таки. Знала ведьма, как на меня действуют её взгляды и прикосновения. Пожалела старого урода, считавшего её вещью. Такая нежная и готовая простить любого. Только не меня. Стоял бы перед ней Гитлер, она бы нашла ему оправдание.
— Она должна…
Никогда я так не ошибался на её счёт. Одним резким движением она со всей своей хрупкой силы ударила своего отца маленьким кулачком, не слушая, что она там должна ему. Я видел сколько ярости она вложила в этот удар. Он, как и я, не ожидал такого, отступая на шаг и прикрывая кровоточащий нос. Второй разбитый нос за вечер.
— ТЕБЕ я ничего не должна…
Впервые за несколько дней я даже улыбнулся. Моя девочка… Мы вновь двинулись на выход, сопровождаемые весёлой и бодрой игрой музыкального оркестра. Видимо, даже они были рады нашему уходу. На этой вечеринке мы были явно лишние. По залу прокатился облегчённый вздох, стоило только нам переступить порог.
Дорога прошла в молчании. Степана я отправил с остальными на другой машине. Не хотел, чтобы хоть кто-то мешал. А чему мешать? Ни я ни она не спешили нарушать молчания. Воздух между нами сгустился от невысказанных слов. Как же с ней тяжело. Сидит, уставившись в одну точку, о чём-то размышляя. Я же не могу читать мысли! Что в её душе? Она рада, что я приехал или напугана?