Мой любимый компас (СИ)

— Кир, где он? — плачу навзрыд и снова чувствую, как кислород покидает мои легкие.

Глаза закатываются и все, что успеваю услышать, так встревоженный и уставший голос Водяного:

— Да твою же мать!

Следующее пробуждение проходит снова в кровати. Понимаю, что одета в пижаму, и радостно сажусь на постели. Только Юсупов мог позаботиться и переодеть меня. Но меня настигает жесткое разочарование, когда в изножье кровати вижу свою маму.

— Мама? Где Глеб? — этот вопрос я готова задавать каждому, но мне почему-то на него никто не отвечает.

Мама присаживается рядом и гладит своей рукой по моим волосам. Она выглядит уставшей и осунувшейся, но смотрит на меня с неизменной любовью.

— Яся, мы должны вернуться домой, — произносит она совсем не те слова, которые я хочу слышать.

— Нет! Без Глеба я никуда не уйду, — сразу обрываю ее, не желая даже двигаться без него.

— Яся…

— Мама, Бруно ударил меня. Глеб лишь хотел защитить. Он не виноват…

— Малышка моя, — гладит по щеке мама и вытирает беспрерывно бегущие слезы. — Бруно выставил условия.

— Какие? — голос обрывается, но я во все глаза смотрю на маму.

Чтобы не предложил этот человек, я соглашусь. Хоть в Ад, хоть под поезд. Лишь бы Глеба выпустили из этого ужасного места.

— Бруно согласен забрать заявление, если ты вернешься домой, а Глеб…

Она замолкает, а у меня сердце обрывается. Почему молчит? Почему так мучает меня?

— Его родители заключили с Бруно сделку. Если Глеб покинет страну и уедет на год, то он не будет выдвигать обвинения.

— Хорошо! Конечно! — радостно выдыхаю.

Да что угодно, если с Юсупова отпустят. Год — это ничто! Я буду ждать столько, сколько надо.

— Ты должна с ним расстаться, Яся. Глеб должен думать, что ты сама, по своей воле бросила его. Это тоже его условие.

— Что?

— Мне жаль, малыш!

Глава 30

Вся я без остатка принадлежала только Юсупову.

«Ты, должна прервать любые отношения с Юсуповым. Не звонить, не писать, не разговаривать. Любые его попытки выйти на контакт жестко пресекать. Я не заставляю тебя бросить университет, но настоятельно рекомендую за год его отсутствия подыскать вариант для перевода. Этот щенок должен верить, что ты сама решила бросить его. Говори ему что угодно, но он должен уехать из этого города. Иначе я пущу в ход свое заявление, и его закроют очень надолго!».

Все эти условия, которые мне выставил как ультиматум Бруно Штольц, я прокручиваю в своей голове долго и тщательно.

Пока существует хоть малейшая угроза свободе Глеба, я буду скакать под дудку отчима. Пускай запрет меня дома. Да хоть убьет. Все, что угодно, лишь бы Юсупова освободили.

Когда стороны договорились, Глеба отпустили под домашний арест. Меня к тому времени в квартире уже не было. Забрала лишь свои вещи, которые привезла мне мама. Все остальное рука не поднялась увезти. Они мне больше не принадлежали. Как и Глеб! Наша прекрасная сказка разбилась о суровую действительность.

Единственный человек, которого я полюбила. Единственный, с которым хотела встречать все свои рассветы и провожать закаты. Моя первая и единственная любовь.

А я ведь так и не призналась ему в своих чувствах. Казалось бы, три простых слова. В чем сложность произнести их? Все думала, что успею. Скажу в какой-то особенный момент. Но он так и не наступил.

Если я сейчас признаюсь Глебу в том, что люблю его — он не уедет. Знаю его. Он будет сражаться до конца и в конце концов проиграет. А я не могу из-за своей слабости дать ему надежду на то, что мы когда-нибудь будем вместе. Не ценой его свободы.

Юсупов продолжал постоянно звонить и писать. Не брала трубку. Не открывала сообщения. Знала, что если отвечу, то пропаду. Он сразу поймет, что я все так же стремлюсь к нему, как к своему свету. Как к источнику жизни. Глеб звонил так настойчиво, что мне пришлось его заблокировать везде, где только можно. На занятия не ходила, да и из дома тоже не выходила. Ждала, когда он уедет. Чтобы не сорваться. Не дать себе шанс все испортить!

Все, что я делала, это лежала в своей комнате и плакала. Дошло до того, что мой организм перестал принимать нормально пищу. Меня словно отключили от источника питания. Моими вечными спутниками стали носовые платки и бесчисленное количество ингаляторов.

Пока Бруно находился в больнице, мама от отчаяния позвонила Люсиль и Тилю. Друзья сразу же откликнулись. Приехали. Они просто сидели рядом с моей кроватью и молчали, потому что молчала я. Через неделю Люсиль пришлось уехать, а Тиль задержался еще на несколько дней. Я, правда, не понимала, зачем, но и не спрашивала.

Бруно выписали из больницы четыре дня назад. А еще через два дня Глеб улетает в Лос-Анджелес. Роднин, да и родители Глеба напрягли все свои связи и перевели его там в университет со спортивным уклоном по программе обмена.

Не представляла, как буду жить без него. Как буду ходить в универ и больше его не видеть. Не разговаривать. Не чувствовать. Не касаться.