ГЛАВА 79. Кирилл
- А Маришку будто подменили с того случая. Когда она из больницы приехала, то долго, помню, никуда не выходила. Всё лето дома сидела. Никто из соседей, кроме нас, не знал, что в тот вечер-то случилось. А потом, уже дело к осени шло, Маришка взяла и уехала. Вроде, к бабушке в деревню. Я пришла тогда к Настасье, говорю: «А что случилось-то? Как же университет?». Настасья темнее тучи сидит и говорит: «Да залетела она! Я её уже как только не убеждала аборт сделать, да жить дальше! Но она ни в какую!» Плакала она тогда весь вечер. Всё сокрушалась, что этот гад её дочери всю жизнь испортил.
- Маришка потом в Москву вернулась уже с ребёнком. Университет бросила, устроилась в какую-то редакцию. Ей комнату дали в общежитии. Она к матери так ни разу и не пришла больше. Уж не знаю, что там у них такое произошло. Мне Настасья так и не рассказала. Маришку я видела несколько раз в библиотеке. Она похудела, глаза как-то потускнели. Я ей говорила, помню, что она ещё молодая, что жизнь ещё наладится. А она только улыбалась устало и кивала. Одной-то с ребёнком маленьким ух как непросто! Она днями и ночами работала. Совсем себя загнала, бедняжка. – Лидия Васильевна грустно вздохнула своим воспоминаниям.
Мы молча сидели какое-то время, пока я, наконец, не понял, что её рассказ окончен. До меня вообще как-то с трудом доходил смысл того, что она мне сказала. То есть я, вроде бы, всё понимал, но одновременно и не совсем.
Пытался как-то структурировать в голове рассказ Лидии Васильевны. Мой отец – родственник матери. Я – плод инцеста. Он изнасиловал мать. Избил её. Он преступник и убийца. Сидит в тюрьме. Мама умерла, потому что пыталась обеспечить нам нормальную жизнь, а одной с ребёнком это практически невозможно. То есть, как бы, я косвенно виноват в её смерти. Всё понятно. Что тут не понять?
Не помню, как вышел из квартиры и оказался в машине. Взглянул на телефон, желая узнать время. Но он был разряжен. Обрывки истории, которую я только что услышал, постоянно всплывали в мозгу. Перед глазами всё плыло. Когда я прикрывал их, то передо мной вставала одна и та же картина: мужчина, как две капли воды похожий на меня (может, это и вовсе был я сам?) в пьяном угаре насилует молодую девчонку со светло-русыми волосами. Сцена настолько отвратительная, что я не выдержал. Открыл водительскую дверь и проблевался на землю.
Не это не помогло. Ощущение собственной мерзкости, отвращение к себе, к нему, и даже к ней захватило меня. Я больше не мог видеть собственное отражение в зеркале заднего вида. Мне казалось, что на меня смотрит он. Мой отец. Я вышел из машины и нетвёрдой походкой направился в близлежащий магазин. Купил бутылку водки. Потом зашёл в аптеку и купил димедрол. Смешав эти нехитрые компоненты, я выпил жгучую жидкость. Мне хотелось не проснуться. Больше никогда не открыть глаза и не видеть собственное лицо. Хотелось содрать с себя кожу, лишь бы хоть частично перестать быть похожим на человека в зеркале. Но чтобы я ни предпринял, зверя внутри себя я никак не смог бы искоренить.
Я знал. Я всегда подсознательно знал. То тёмное существо, что дремало внутри меня, и было моей истинной сущностью. Той самой, от которой я так старательно пытался откреститься весь прошлый год. Но кого я пытался обмануть? Нельзя избавиться от самого себя!
Как бы сильно вам этого ни хотелось, вы никогда не сможете перестать быть собой. Никто на самом деле не меняется. И время ничего не исправит. Как там писал Ремарк про время? «Оно не лечит. Оно не заштопывает раны, оно просто закрывает их сверху марлевой повязкой новых впечатлений, новых ощущений, жизненного опыта… И иногда, зацепившись за что-то, эта повязка слетает, и свежий воздух попадает в рану, даря ей новую боль…» В голове всплыло изображение страницы романа «Триумфальная арка» с нужной цитатой. Какого чёрта? Зачем сейчас? Иногда я просто ненавидел свою фотографическую память!
После истории Лидии всё вставало на свои места. Ненависть бабки. Пиздец. В итоге она была права на счёт меня. О, боже! Да я же порождение ада! Будь я на её месте, я бы тоже себя ненавидел. Наверное, ей стоило больших трудов держать язык за зубами всё это время.
Некоторые люди с рождения обречены на страдания. Так уж устроен мир. Разве новорожденный младенец с пороком сердца заслужил это? Те, кто говорят херню про карму просто пытаются вогнать грёбанный хаос мира в какие-то понятные рамки. Всё бессмысленно. Нет никакого смысла в страданиях. Случайный жребий падает на одних, но проходит мимо других. Мне не повезло. Меня зачло зло. И оно же продолжило жить во мне, распускаясь, расцветая всё ярче с каждым годом. Будто оно единственное и было моим настоящим родителем. А я, как следствие, его сыном. Сыном зла.