Мой любимый sputnik

Я встал, подошел к ней, взял из ее руки опустевший бокал. На кухне налил “Курвуазье”, вернулся в гостиную и протянул ей. Поблагодарив, Мюу взяла коньяк. Шло время, несколько раз беззвучно колыхнулась занавеска. Ветер приносил с собой запахи чужой земли.

– М-м… Вы действительно хотите узнать, что произошло на самом деле? – спросила Мюу. В ее голосе слышались сухие нотки: словно какое-то время ее мучили сомнения, а сейчас она приняла окончательное решение.

Я перевел взгляд на лицо Мюу. Потом сказал:

– Есть только одна вещь, в которой я уверен на все сто. Если бы я не хотел узнать правду; я бы сюда не приехал. Вот так.

Какое-то время Мюу невидящим взглядом – словно что-то яркое слепило ей глаза – смотрела в сторону занавески. Потом заговорила – тихо, спокойно.

– Это случилось в тог же день, когда мы сидели в кафе и разговаривали про котов. Ночью.

9

После бесед о котах в кафе Мюу с Сумирэ зашли в магазин за продуктами и вернулись к себе в коттедж. До ужина они, как обычно, занимались своими делами. Сумирэ ушла к себе в комнату и что-то писала, склонившись над ноутбуком. Мюу сидела на диване в гостиной, закинув руки за голову, и с закрытыми глазами слушала баллады Брамса в исполнении Джулиуса Кэтчена. Старая долгоиграющая пластинка, но игра Кэтчена, спокойная, насыщенная тонкими эмоциями, – истинное удовольствие. Пианист не навязывает ничего от себя, в его исполнении – лишь чувства композитора, переданные в совершенстве.

– Тебе музыка не мешает? – Мюу, не выключая Брамса, заглянула в комнату Сумирэ. Дверь была распахнута настежь.

– Брамс не может помешать, – обернувшись, ответила Сумирэ.

Мюу никогда раньше не видела, чтобы Сумирэ так сосредоточенно что-то писала. На ее лице появилось какое-то новое напряженное выражение. Рот плотно сжат – будто у хищника на охоте, взгляд стал глубоким.

– А что ты пишешь? – спросила Мюу. – Новый роман о спутнике?

Жесткие складки в уголках рта Сумирэ чуть разгладились.

– Да так, ничего серьезного. Всякие мысли. Всплывают в голове, я их записываю на всякий случай – может, когда пригодятся.

Мюу вернулась на диван и с головой погрузилась в маленький мир, рожденный звуками музыки в лучах послеполуденного солнца. “Какое это, должно быть, счастье – так красиво играть Брамса! Если бы я могла… Все-таки его небольшие вещи, особенно баллады, никогда мне раньше не давались. Я не могла полностью раствориться в этом мире мимолетных нюансов состояний и вздохов, что переливаются друг в друга и мгновенно исчезают. Сейчас я могла бы сыграть Брамса лучше, красивее, чем прежде”. Но Мюу знала…

Я больше никогда ничего не смогу сыграть.

В половине седьмого Мюу и Сумирэ вместе приготовили на кухне ужин и, накрыв на веранде, сели есть. Суп из морского окуня с зеленью, овощной салат и хлеб. Бутылка белого вина, после еды – горячий кофе. Из-за острова показалось рыболовное судно: было видно, как оно заходит в порт, оставляя за кормой короткий след белой пены. Наверное, рыбаков дома ждал горячий ужин.

– Кстати, мы когда планируем возвращаться? – моя тарелки в раковине, спросила Сумирэ.

Мюу посмотрела на стенной календарь:

– Еще недельку я бы расслаблялась, ни о чем не думая. Больше не получится. Будь моя воля, вообще никуда бы не уезжала, осталась бы здесь навсегда.

– Будь моя воля – я, конечно, тоже – улыбаясь, сказала Сумирэ. – Что поделаешь, все самое лучшее в жизни когда-нибудь кончается.

Еще не было десяти, когда они, как обычно, разошлись по своим комнатам. Мюу переоделась в белую хлопковую пижаму с длинными рукавами, легла, и не успела ее щека коснуться подушки, как она уже спала. Но довольно скоро проснулась – будто ее растормошили удары собственного сердца. Мюу бросила взгляд на дорожный будильник у изголовья – чуть больше половины первого. Комната окутана мраком, кругом глухая, глубокая тишина. И все же она ясно чувствовала: рядом кто-то есть, прячется, затаив дыхание. Натянув одеяло до подбородка, Мюу вся обратилась в слух. Сердце в груди принялось бешено колотить в свой сигнальный барабан. Больше – ни звука. Но точно – в комнате кто-то есть. Это не дурной сон, который все снится, когда уже проснулся, нет. Мюу протянула руку и, стараясь делать все бесшумно, чуть приоткрыла штору. В комнату просочилась струйка лунного света. Не двигаясь, одними глазами Мюу стала обшаривать всю комнату.

Привыкнув к темноте, она смогла различить что-то черное, какой-то силуэт, проступивший из мрака в углу. Как раз в том месте у входной двери, где шкаф отбрасывал тень, и темнота сгущалась в один плотный комок. Это было низкого роста, коренастое и круглое. Похоже на большой почтовый мешок – кинули здесь и забыли. Или на животное. Большая собака? Но входная дверь заперта на ключ, дверь в комнату закрыта. Чтобы собака так запросто могла войти в дом – нет, нереально.