– Ну, хорошо, учитель, что будем делать? – обратился ко мне старший охранник. – Моя работа – торговые залы обходить, вести наблюдение по мониторам, ловить воров на месте преступления и приводить их сюда, в эту комнату. За это я получаю зарплату. А вот что делать потом – это уже совсем другой вопрос. Особенно когда попадаются дети. С ними всегда сложно. Так что вы думаете делать, учитель? Я хочу сказать: вам, учителям, виднее, как поступать в таких ситуациях. Может, лучше передать все это полиции, и дело с концом? По мне, так этот вариант – проще всего. А то сижу тут, уже полдня не пойми чем занимаюсь, все – как об стенку горох.
Я в это время, если честно, краешком мозга думал совсем о другом. Эта обшарпанная комната “Службы охраны” супермаркета невольно напомнила мне полицейский участок на том греческом острове. И я уже не мог остановиться – все думал и думал о Сумирэ. О ее исчезновении.
Поэтому некоторое время я просто не понимал, что вообще этот мужчина хочет мне сказать.
– Все отцу передам, и за ребенком буду следить очень-очень строго. Буду постоянно ему твердить, что кража – преступление, пока он, наконец, не услышит. Обещаю, больше он вас не побеспокоит, – монотонно твердила мать Морковки.
– Значит, предавать огласке и возбуждать дело вы не хотите. Я уже слышал это от вас сегодня, и неоднократно, – пробурчал старший охранник. Все это ему порядком надоело. Стряхнув пепел над пепельницей, он затушил сигарету. Затем снова обратился ко мне: – Знаете, на мой взгляд, три раза подряд делать одно и то же – это уже чересчур. Ведь должен быть хоть какой-то тормоз. Вы, учитель, что об этом думаете?
Я глубоко вздохнул и вернул свое сознание в реальный мир. К восьми степлерам и второй половине сентябрьского воскресенья.
– Я ничего не могу сказать, пока не переговорю с ребенком. С этим мальчиком никаких проблем до сих пор не было, да и соображает он не хуже других. Почему он совершил такую бессмысленную кражу, я сейчас не готов ответить. Попробую поговорить с ним спокойно, без спешки. Тогда, думаю, смогу понять, что же его на это толкнуло. Я действительно хочу извиниться перед вами за причиненные неудобства, – сказал я.
– Что-то я никак не возьму в толк, – прищурив глаза, глубоко спрятанные за оправой очков, сказал старший охранник. – Этот мальчик, Синъити Нимура, – ваш ученик, да? Вы видите его в школе каждый день. Так?
– Да, верно.
– Он ученик четвертого класса. Значит, уже год и четыре месяца он учится в вашем классе. Я не ошибаюсь?
– Все правильно. Я веду его с третьего класса.
– Сколько учеников в классе?
– Тридцать пять.
– Что ж, вполне можно уследить за всеми. И вы даже представить себе не могли, что с этим мальчиком могут быть какие-то проблемы? Даже намеков никаких не было – так, что ли?
– Нет, не было.
– А оказалось-то: этот мальчик за полгода совершил как минимум три кражи! И это лишь те, о которых мы точно знаем. При этом он всегда орудует в одиночку. Никто его насильно воровать не заставляет, типа: “А ну-ка, быстро пошел и сделал!” Он ворует не потому, что ему нужны все эти вещи или, как говорится, под влиянием момента – ну, как будто его что-то вдруг на это дернуло. И не из-за денег: послушать мать, так карманных денег у него более чем достаточно. Выходит, это – преступление, совершенное осознанно. Крадет для того, чтобы красть. Короче, ясно, как день: у этого ребенка есть “проблемы”. Что, не так? Или все-таки вы раньше что-то замечали, какие-то признаки были?
– Как педагог я вот что хотел бы сказать. Довольно часто такие поступки, особенно у детей – я имею в виду повторные попытки воровства в магазинах, – не имеют криминальной мотивации, а связаны с легкой формой девиантного, отклоняющегося поведения. Разумеется, если бы я более внимательно наблюдал за мальчиком, то смог бы лучше его понять. Это моя вина, что не доглядел, я очень сожалею об этом. Однако довольно сложно судить о наличии такого рода отклонений только по внешним признакам. Можно брать какой-то поступок, рассматривать его отдельно от всего остального, и потом за этот конкретный поступок ребенка соответствующим образом наказывать, но таким способом скорейшего выздоровления не достигнешь. Пока не докопаешься до истинной причины и не начнешь с ней работать, та же проблема, только в иной форме все равно выползет наружу. Нередко ребенок, совершая кражу, стремится в такой форме донести до нас некий message, свое послание взрослым. И пусть даже эффективность такого метода низка, ничего другого, кроме долгих бесед один на один, просто не существует.
Старший охранник затушил сигарету и сидел с отвисшей челюстью довольно долго, уставясь на меня, будто перед ним был диковинный зверь. Его пальцы, лежавшие на столе, были чудовищно толстыми – словно десять жирных тварей, покрытых черной шерстью. Я смотрел на них и чувствовал, что мне становится нечем дышать.
– Это всем вам в Университете на педагогике, или как там его? объясняли? То, что вы нам тут сейчас рассказали.
– Да нет, не обязательно. Это – основы психологии, об этом написано в любой книге.