Мой мальчик

Никогда прежде Уилл не оставался один на один с Фионой; всякий раз до этого рядом был Маркус, который руководил тем, когда и что говорить, за исключением того дня, когда украли его кроссовки — тогда он дал им тему для разговора, не сказав ни слова. Они пошли в тихий паб рядом с Ливерпуль-роуд, где всегда можно было найти свободный столик, чтобы поговорить, и где не надо перекрикивать музыкальный автомат, или гранжевую группу, или претенциозного юмориста. Когда принесли заказанные напитки, Уилл сел напротив Фионы и, еще раз безотчетно убедившись в том, что не находит ее ни капельки привлекательной, вдруг осознал следующее: почти за двадцать лет посещения пабов он ни разу не был в них с женщинами, к которым не испытывал сексуального интереса. Уилл задумался. Неужели это действительно так? Конечно, он продолжал иногда встречаться с Джессикой, своей бывшей подружкой, которая настаивала на поддержании дружеских отношений после того, как они расстались. Но когда-то здесь был сексуальный интерес, и Уилл не сомневался, что, реши Джессика завести небольшой романчик на стороне, он обязательно попытал бы счастья и предложил на рассмотрение свою кандидатуру.

Да, с ним и вправду такое было впервые, и он не представлял, по каким правилам играть в этой ситуации. Конечно же, было бы неуместно и глупо взять ее за руку и смотреть в глаза или плавно перевести разговор на секс, чтобы придать ситуации пикантную нотку. Если он не собирается переспать с Фионой, ему также не нужно притворяться, что все ее слова ему безумно интересны. Но, странное дело: по большей части то, что она говорила, было действительно интересно. Не то чтобы он открывал для себя много нового в познавательном смысле (хоть Фиона, видимо, и знала гораздо больше Уилла, он был практически уверен, что все это должно быть ужасно скучно). Просто разговор увлек его. Он слушал, что она говорила, думал, отвечал. Он не мог припомнить, когда такое случалось с ним в последний раз; так почему же вдруг сейчас? Просто закон подлости: если тебе кто-то не нравится, этот человек обязательно оказывается безумно интересным — или здесь происходит нечто такое, над чем ему следует задуматься?

Сегодня она была другой. Она не пыталась ему объяснить, какой он никчемный человек, и не обвиняла его в приставаниях к ее сыну. Казалось, будто она решила, что с их отношениями надо просто смириться. Уиллу это не понравилось.

— Извините меня за вчерашнее, — сказала она.

— Ничего.

Уилл закурил; Фиона изобразила на лице недовольство и стала отгонять дым от лица. Уилл ненавидел, когда люди так ведут себя в местах, где у них на это нет никакого права. Он не собирается извиняться за то, что курит в пабе; да он назло один накурит так, что от дыма им не будет видно друг друга.

— Когда я позвонила, я была очень расстроена. Когда Маркус заявил, что ему нужно мужское влияние, для меня это было как пощечина.

— Могу себе представить.

Да он понятия не имел, о чем это она! С какой стати обращать внимание на то, что говорит Маркус?

— Просто, когда расстаешься с отцом своего ребенка, тебе ясно, что ему будет нужен мужчина и все такое. Но потом феминистская логика берет свое. Но с тех пор как Маркус достаточно повзрослел, мы с ним неоднократно это обсуждали, и всякий раз он уверял меня, что это не имеет значения. И тут вчера, на ровном месте, он мне такое говорит… Он всегда знал, насколько меня заботит эта проблема.

Уиллу не хотелось ввязываться. Ему было наплевать, нужно Маркусу мужское влияние или нет. Да и с какой стати? Это не его дело, хоть его и прочат на эту роль. Он об этом не просил и вообще был уверен, что если Маркусу и нужен мужчина, то уж точно не такой, как он. Но он слушал Фиону, и ему становилось ясно, что в каком-то смысле он понимает Маркуса лучше, чем она, — может быть, потому, неохотно признал Уилл, что он мужчина, а Фиона — нет, и, может быть, потому, что Маркус хитер — своеобразно, по-детски, но хитер. Таких он чуял за версту.

— Вот в этом-то и дело, — решительно сказал он.

— В чем "в этом"?

— Вот почему он это сказал. Потому что знал, что таким образом добьется своего.

— Чего?

— Ну, чего ему тогда от вас было нужно. Мне кажется, он припас это на такой случай. Ядерный аргумент. О чем вы тогда спорили?

— В тот момент я еще раз решительно высказалась против вашего с ним общения.

— Ага. — Да, дела были плохи. Если Маркус решился использовать свой ядерный аргумент в вопросе, касавшемся его, Уилла, то это означало, что он увяз еще глубже, чем думал.

— Вы пытаетесь сказать то, что мне кажется? Что он ударил меня по больному месту только ради того, чтобы взять верх в споре?

— Да. Конечно.

— Маркус на такое не способен.

Уилл хмыкнул:

— Ну, как угодно…

— Вы действительно так думаете?

— Он не дурак.

— Я беспокоюсь не за его интеллект, а за его внутреннюю честность…