Мой маленький Советский Союз

Скрипки больше нет. Жанна ходит вместо музыкальной школы в наш театральный кружок и в любительский театр-студию при ТЮЗе. Она и ее подруга Марина Князькова, исполнительница роли так потрясшего меня в свое время Лиса из «Маленького принца», погрузили своих родителей и весь педсостав нашей школы в состояние глубокого транса, непрерывной фрустрации. Еще бы! Две прекрасные ученицы, особенно успевающие в гуманитарных науках, умные, красивые, такие прежде послушные, и собираются променять университет на вертеп, маскирующийся под название «Государственный институт театра и кино». Все горестно пророчили им карьеру падших женщин. И всячески старались пропустить хоть какую-нибудь кошку между ними (пострадавшей стороной) и этой дурной, наверняка падшей женщиной, скорее всего, истеричкой, неудавшейся актрисой с неудовлетворенными амбициями, которую по ошибке пригрели два года назад под крышей школы, – руководительницей драмкружка. Но кошка, куда бы ни побежала, никому и ничем помешать не может. Жанна – просто кремень! И чем сильнее на нее давят, тем уверенней в своем выборе она становится.

Глаза ее искрятся стихами. И эти стихи, витая в воздухе, привлекают меня больше всего: зовут вдаль, наливают сердце птичьей невесомостью, впускают в него огонь. Они звонкие и сильные, похожие на реющее знамя и буланый клинок и одновременно на густое курчавое облако в синей глуби неба.

Жанна все время держит на парте сборник какого-нибудь поэта. Одалживая у нее книги, я впервые прочла Цветаеву, Ахматову и Пастернака. Этих книг не было ни в продаже, ни в библиотеке, но у руководительницы драмкружка, у этой вызывающей глухой ропот возмущения, когда она, гордо задрав голову, быстро и уверенно цокает на каблучках по школьному коридору, вся такая модная, вся такая размалеванная, у этой актриски погорелого театра есть все. Это она приносит своим подопечным книги и рассказывает им о Серебряном веке и судьбах русских поэтов.

Учительница литературы Людмила Николаевна Дутова, не говоря ни слова, брезгливо морщится при упоминании этой галерочно подаваемой великой отечественной культуры. Правда, и она однажды попросила Марину достать ей «Мастера и Маргариту» Булгакова. И Марина принесла не только этот роман, но и «Белую гвардию», и пьесу «Бег».

Но с Людмилой Николаевной случилось что-то странное. В следующий раз она попросила подруг принести ей… веник. Да-да, обычный веник для уборки класса, а то прежний совсем прохудился. Просто пойти и купить его. Причем за собственный, девчонок, счет. Тем более что обе шли по литературе на пятерку.

Изумленные Жанна и Марина, выслушав просьбу, сначала ничего на это не сказали. Но на перемене Жанна произнесла такую речь, что ее слушал весь класс.

– Все слышали? Да это просто позор – предлагать нам такое! Я считаю, что надо бойкотировать любые формы взяток. В данном случае это было предложение о покупке пятерки, – вещала Жанна, и многие были с ней солидарны.

Жанна с Мариной решили обойтись без отличной отметки по литературе в аттестате, чем несказанно умилили меня и, кажется, ничуть не удивили Людмилу Николаевну, оставшуюся совершенно невозмутимой, когда девочки пришли в следующий раз без веника.

Но кое-что в настрое и суждениях Жанны мне не нравилось. Она слишком упорно шла по дорожке, с которой я обычно соскакивала, когда видела беспомощность в глазах человека.

К примеру, однажды мы решили бойкотировать физзарядку перед уроками, которая представляла собой пятиминутное помахивание для виду руками и ногами после почти что получасового топтания во дворе школы. Собираясь за углом, мы, несколько человек, поддержавших бойкот, взявшись за руки, парами, друг за другом, гордо шли в вестибюль школы, минуя спортплощадку, когда там делали вид, что приседают, машут руками и прыгают, другие школьники.

Через день-два такого демарши мы обнаружили перед входом в школы нашу директрису. Она стояла с непроницаемым видом, сомкнув челюсти. Рядом прохаживалась со скрещенными на груди руками насупленная Елена Ивановна, и выглядывала из-за директорского плеча растерянная Надежда Антоновна, другая наша завуч.

Не знаю, что подумала Жанна, которая была в нашем бойкоте заводилой, но я – словно внутри у меня был барометр – не могла не отреагировать на настроение Надежды Антоновны. В ее глазах светились неподдельные тревога и испуг: «Девочки, ну зачем вы так… ведь у нас план, спущенный из РОНО. Мы тут подневольные. И себе зачем портить биографию, ведь случись что, и мы не сможем вас прикрыть».