– Мама, а мне уже можно съесть пирожное?
Шум моментально стихает. Никто не смеется.
– Пойдем в твою комнату.
Взяв старушку за плечи, Надежда Георгиевна быстренько уводит ее.
– Мама у Надежды Георгиевны в последнее время стала немного склерозная, – тихо поясняет Марианна с нежностью в голосе.
Весь оставшийся вечер я сижу на подоконнике как ушибленная. Этот случай со старушкой расстроил меня до слез.
Этим летом Лариса ездила с отцом в Москву и по моей просьбе сходила на могилу Высоцкого на Ваганьковском кладбище. Положив цветы от нас двоих, она сфотографировала для меня могилу.
Лариса уже восьмиклассница, она догнала и перегнала меня в росте, длинные светлые волосы ниспадают до пояса ровной блестящей рекой. У нее прямая осанка, уверенная, плавная и при этом размашистая походка. Мужчины оглядываются ей вслед, мальчики ходят следом на почтительном расстоянии, готовые записаться хоть в пажи. Но в пажи их по-прежнему не берут.
Лариса нешуточно занялась спортом – пятиборьем – и часто ездит с командой на соревнования. Во дворе мы встречаемся теперь редко. Но все равно находим время на то, чтобы пообщаться. Обычно мы идем в центр и, погуляв немного, отправляемся в какой-нибудь кинотеатр. Мы, можно сказать, коллекционируем кинотеатры – обошли, наверное, все, какие только есть в Тбилиси. Лариса любит французские и американские фильмы, а я – французские и советские. Но в принципе нам все равно что смотреть, да и фильмы повсюду чаще всего идут дурацкие. А еще мы ходим в Оперный театр на утренние спектакли и пересмотрели уже весь репертуар. Бываем мы и в ТЮЗе, и в Театре имени Грибоедова.
Передав мне фотографию, Лариса сказала:
– Знаешь, когда я была на спектакле в Театре на Таганке, ну, ты сама советовала мне сходить, в антракте ко мне подошел один очень интеллигентного вида мужчина, сказал, что он режиссер, и предложил сниматься в кино. Напел мне, что я очень фотогенична и что у меня есть это… как его… какой-то драйв, короче. Взял мой адрес.
– Ну и что?
– Ничего. Просто я думаю: а что, может, и правда податься в киношники?
– Наверное, этот режиссер хотел… эээ… как бы это помягче выразиться… сделать из тебя в дальнейшем конфетку для себя.
– Не думаю. Он уже старенький был, в папаши мне годится. Но лицо правда интеллигентное.
– Ну и что? У всех у них лица интеллигентные.
– Возможно. Но адресок с телефоном у меня тоже есть. Может, когда и позвоню. Мало ли, вдруг им понадобится еще одна королева бензоколонки?
Лариса подарила мне книгу статей и интервью Василия Шукшина «Нравственность есть Правда», которая случайно оказалась в ее домашней библиотеке. Прочитав стихи Высоцкого на смерть Шукшина, я так прониклась, что стала выискивать все, что Шукшин написал. В библиотеках его книг почти никогда не было на полках, и приходилось записываться в очередь. А тут еще наш драмкружок поставил по его сказке «До третьих петухов» потрясший всю школу феерично-саркастический, философский и в то же время щемящее-трогательный спектакль. За Жанной потом долго ходили младшие школьники и с тоской в голосе повторяли: «А ты мне ребеночка сделаешь?» То же самое они спрашивали друг у друга, пожимая плечами и разводя руками, прочерчивая в воздухе круг. Жанна играла дочку Бабы-яги, во время одной из сцен она подходила к стоявшему к ней спиной Иванушке и спрашивала, полыхая смолисто-черными глазами-углями: «А ты мне ребеночка сделаешь?» Так наша школа узнала, еще задолго до нашумевшего советско-американского телемоста с Владимиром Познером, что в Советском Союзе секс – есть!
А за мной в свое время ходили третьеклассники, крича издали: «Свинушка! Свинушка!» Подросшие, они и теперь иногда небрежно роняют на ходу, вводя в ступор моих подруг, которые не в курсе: «Привет, Свинушка!»
И вот после Шукшина – новый спектакль: по песням и стихам Владимира Высоцкого, премьера которого намечалась к нашему выпускному.
Сама идея почему-то встретила нескрываемый ужас у нашего педсостава, и я не сразу поняла почему. Но потом мне в руки попала распечатка со стихами на смерть Высоцкого известных поэтов и актеров (я взяла ее с парты Жанны и Марины). Я начала читать, и перед глазами все поплыло от внезапно прорезавшей сердце боли. Так не читают, так разматывают бинты. Я с горьким изумлением узнала, что было еще и такое: