Мой механический роман

– Очень хорошо, что ты к нам присоединилась, Изабель, – говорит измученная на вид женщина, появляясь из кухни, в толстовке с надписью «Дартмутская мама». Судя по всему, это мама Бель.

Она довольно молода – не так, как моя собственная мать, однако она явно моложе моего отца, – у нее круглое лицо и разные глаза. Откуда у Бель такая улыбка, становится понятно сразу же.

– Здравствуй, добро пожаловать в наш дом… Лукас, немедленно убери свои руки!

Женщина исчезает на кухне, а сама Бель бросает на меня панический взгляд.

– Мне так жаль, – извиняется она. – Я совершенно не понимаю, что здесь делает Люк, он ведь даже не живет здесь…

– И, безусловно, наш отец его не кормит, – усмехается Гейб, устроившийся на диване.

– …так, ладно… В любом случае ты не должен…

– Тео, тебе нравится лумпия? – спрашивает мама Бель, снова материализуясь в дверном проеме.

– Эм… да? – произношу я, слегка ошеломленный, но в хорошем смысле.

Я не совсем понимаю, что такое лумпия, вроде бы это такие маленькие филиппинские яичные рулетики.

– Хорошо, тогда сейчас приготовлю, – отвечает мама Бель, и я впадаю в панику.

– О, нет, подождите, не стоит…

– Слишком поздно, – стонет Бель. – Теперь ты здесь почти живешь.

– Мне действительно не хочется причинять вам неудобства, миссис…

– Да не беспокойся, – шепчет Бель, хватая меня за руку и выдергивая из гостиной в коридор. – Ей нужно всего лишь поджарить их.

Из кухни тут же доносится запах жарящегося чеснока. Знаю, я должен чувствовать себя виноватым за то, что причинил маме Бель неудобства, но домашняя еда всегда пахнет так аппетитно.

– Тебе придется съесть все, что она поставит перед тобой, – вздыхает Бель, ведя меня к двери слева, за которой, как я с ужасом понимаю, находится ее спальня. – Так уж устроены филиппинские мамы.

Она включает свет, и я замираю в дверном проеме, рассматривая обстановку. Не знаю, чего я ожидал, но это явно больше, чем возможно воспринять за один раз; я имею в виду, здесь присутствуют не только привычные всем вещи (стол, кровать, комод, окно), но и множество других – необычных, как, например, бумажные фонарики в углу. Пока Бель торопливо запихивает грязные вещи под кровать, я обращаю внимание на стены, разглядываю уже виденный мной в «Инстаграме» арт-принт и стараюсь не сильно глазеть на незнакомые мне по фотографиям.

– Все в порядке. Еврейские мамы ведут себя точно так же, – уверяю я, умалчивая о том, что мой желудок уже начинает урчать. То мороженое было очень давно. – И уж поверь, мексиканские бабушки тоже, – добавляю я, поворачиваясь к ней.

– Ты еврей? – удивленно спрашивает Бель.

Она выглядит немного запыхавшейся после поспешной попытки навести порядок в своей комнате.

– Моя мама…

– Эй, – окликает Люк, старший брат Бель, врываясь в ее комнату, – мама хочет знать, ест ли он мясо.

Я тут же разворачиваюсь лицом к нему.

– Он стоит прямо тут, – парирует Бель, жестом указывая на меня. – Можешь сам его спросить.

Люк бросает на меня скептический взгляд.

– Ты, типа, увлекаешься парусным спортом, да?

– Нет, – говорю я.

– Значит, туфли-лодочки – это просто обувь?

– Боже, – охает Бель, выглядя ужасно смущенной, хотя я нахожу эту шутку весьма забавной. – Ты можешь уже отвалить, Люк? Он просто зашел взять кое-что для робототехники.

– О, а ты уже рассказала об этом клубе маме? – интересуется Люк.

– Подожди, она что, не знает? – перебиваю я, оборачиваясь к Бель, и она морщится.

– Я просто… мне не нужно, чтобы в мои дела совали нос, ясно? Включая тебя, Люк, – рычит она, проносясь мимо меня, чтобы вытолкать брата из комнаты.

Люк послушно отступает, позволяя вывести себя за порог, но затем резко вытягивает руку, чтобы распахнуть дверь шире.

– Никаких закрытых дверей, – предупреждает он, тыча в меня пальцем, и уходит.

Я оглядываюсь на Бель, которая падает на кровать и накрывает лицо подушкой.

– Клянусь, – выдыхает она, ее голос звучит приглушенно под толщей ткани, – я ничего этого не планировала.

Никто в здравом уме не станет устраивать подобное специально, это и так ясно.

– Да все в порядке, чудила, – заверяю я ее, пользуясь возможностью осмотреть ее комнату свободно – с намного большим любопытством, чем мне хотелось бы признавать. – Крутая вещица, – замечаю я, наклоняясь, чтобы рассмотреть ее стол получше. – Это что, старая швейная машинка?

Она убирает подушку с лица и внимательно смотрит на меня.

– Ага, – недоверчиво произносит она, как будто не уверена в моей реакции.

– Выглядит потрясно.

Я с легкой улыбкой подхожу к ее комоду. Все ручки на нем разные. Должно быть, она специально заменила каждую из них по отдельности.

– Мне нравится вот эта, – замечаю я, дотрагиваясь пальцем до латунной ручки с изображением птицы.

– Мне тоже. – Ее голос становится тише. – Это моя самая любимая.

На комоде хранится ее коллекция украшений. Ожерелья, некоторые из них мне уже знакомы, развешаны на ветвях проволочного дерева.

– Его ты тоже сделала сама?

– Ага.

– Скажи, а все это… ради забавы или…